31.05.2024. 

2 курс ФИЯ "Основы языкознания"

 Материалы для самостоятельной работы по теме "Основные направления современной лингвистики"  

Основные направления современной лингвистики

1.Языковая картина мира.

2. Психолингвистика.

 Развитие науки в XX веке привело к «гуманизации» исследований и обусловило антропоцентризм в сфере гуманитарных дисциплин. XX век характеризуется особым интересом к человеку, к его внутреннему миру, к его сознанию и подсознанию, научными исследованиями физиологии и функций мозга, психики и психологии человека, интересом к человеку как к личности со своим сложным внутренним миром. Этим объясняется и развитие таких дис­циплин, как когнитивная лингвистика, изучение языковой картины мира и языкового сознания, психолингвистика.

Традиционно выделяют три научные парадигмы: сравнительно-историческая, системно-структурная и антропоцентрическая.

Сравнительно-историческая была первой парадигмой, так как сравнительно-исторический метод был первым специальным методом. Это направление было основным в 19 веке.

При системно-структурной парадигме внимание было сосредоточено на предмете, вещи. имени, поэтому в центре внимания было слово. Эта парадигма продолжает существовать и сегодня. По ней строятся учебники, справочники, грамматики и т.д.

Антропоцентрическая парадигма – это новое направление современной лингвистики, в котором наблюдается переключение интересов исследователя с объектов познания на субъект, т.е. анализируется человек в языке и язык в человеке.

С конца ХХ в. язык рассматривается и как продукт той или иной культуры. как фактор формирования культурных кодов (лингвокультурология).

 

1. Языковая картина мира.

Лингвистика ХХ в. характеризуется введением в метаязыковой аппарат термина картина мира.

Картина мира – это совокупность знаний субъекта относительно объективной  или мыслимой действительности.

Термин картина мира (КМ) обозначает образы и понятия, описывающие мир в целом. в котором человек и человечество стремится определить свое место.

Картина мира формируется у человека на протяжении его жизни: человек познает мир и формируется картина мира. В ней отражаются бытовые, наивные  знания, религиозные . философские, научные.

В раннем детстве, когда ребенок еще не усвоил родной язык, ему читают народные сказки. считается, что сказки - это развлекательные тексты, служащие для заполнения досуга. Но это не так. Сказки позволяют ребенку узнать новые слова, связать их друг с другом, уловить системные связи лексики и грамматики. Ребенок усваивает с сюжетными линиями фольклорную картину мира – базу всей общенациональной картины мира, которая становится фундаментом  в становлении его национальной идентичности. Именно фольклорная картина мира создает фундамент для концептуальной картины мира.

Позже на фольклорную картину мира накладываются религиозная, философская, научная картина мира. В целом все эти картины мира образуют языковую картину мира (ЯКМ).

Языковая картина мира – это совокупность знаний о мире, которые отражены в языке, а также способы получения и интерпретации новых знаний. Картину мира другой культуры можно увидеть через призму родного языка. мы замечаем особенности своей картины мира только тогда, когда ее сравниваем с чужой, иноязычной картиной мира.

Сама идея о том, что человек как бы замкнут в своеобразном волшебном кругу родного языка, который сам по себе обладает определенным мировоззрением и навязывает это мировоззрение всем, кто им пользуется, появилась ещё в XIX веке. Вильгельм фон Гумбольдт высказал мысль о том, что язык — это своего рода промежуточный мир (Zwischenwelt), между людьми и окружающей их реальностью. И, что человек оказывается в своём восприятии мира целиком подчинённым языку. Именно к Гумбольдту восходит идея т.н. языковой картины мира. Но тогда подобные идеи оказались невостребованными и получили своё продолжение лишь в начале XX века в лице американского этнолога Эдуарда Сепира, который занимался описанием индейских языков Северной Америки. Он считал, что каждый язык, структурирует мир особенным образом:

Обозначения луны и солнца в некоторых из индейских языков. В то время, как мы считаем необходимым разграничивать эти понятия, немало индейских племен вполне довольствуются одним словом для их обозначения.

Идеи Сепира продолжил развивать химик Бенджамин Уорф, который работал в страховой компании и занимался причинами возникновения пожаров. Изучая документацию, он обратил внимание на следующую деталь: люди часто недооценивают пожароопасность пустых бензиновых цистерн, несмотря на то, в них могут содержаться легко воспламеняемые пары бензина. То есть рядом с бензиновыми цистернами (gasoline drums) люди ведут себя соответствующим образом, т. е. с большой осторожностью; в то же время рядом со складом с названием "пустые бензиновые цистерны" (empty gasoline drums) люди ведут себя иначе: недостаточно осторожно, курят и даже бросают окурки.

Лингвистическую причину этого явления Уорф обнаружил в следующем. Английское слово empty (русский аналог — прилагательное "пустой") как надпись на цистерне предполагает понимание "отсутствие в емкости содержимого, для хранения которого эта емкость предназначена", однако это слово имеет еще и переносное значение: "ничего не значащий, не имеющий последствий" (сравните русские выражения "пустые хлопоты", "пустые обещания"). Именно это переносное значение слова приводит к тому, что ситуация с пустыми цистернами «моделируется» в сознании носителей как безопасная. Неосторожное поведение людей и сопутствующие катастрофы обусловлены тут чисто лингвистическими факторами.

Уорф дал вторую формулировку гипотезы лингвистической относительности: «Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком».

Бенджамин Уорф говорил, что все мы живем в своего рода интеллектуальной тюрьме, стены которой возведены структурными правилами нашего языка. Это очень странная тюрьма, поскольку мы факт заключения осознавать начинаем только когда, пробив стену, оказываемся в другой камере.

Язык действительно оказывает влияние на познавательную деятельность его носителей. Чтобы увидеть, как по-разному языки членят (или, как говорят лингвисты, «концептуализуют») внеязыковую реальность, рассмотрим несколько интересных примеров.

Один из примеров, это наличие в английском языке слов hand "рука ниже запястья, кисть" (используемое в контексте "пожать руку", "вымыть руки" и т.д.) и arm "рука выше запястья" или "рука от пальцев до плеча" (используемое в контексте "ходить под руку", "взять на руки" и т.д.)
Ещё более интересен пример с обозначением цветов. Как известно, в английском языке нет отдельного слова для обозначения голубого цвета. Есть light blue, pale blue и sky blue, как производный от синего. И заимствованные позднее cyan и azure. Оказывается корни феномена уходят в древнюю Грецию, где почти не видели синего цвета: у Гомера небо то «железное» (видимо, серое в пасмурную погоду), то «медное» (то есть золотистое - в солнечную). Также во всей литературе того периода при описании моря и неба упоминаются самые разные цвета, но только не синей гаммы. Собственно, именно поэтому позже и возник вопрос: видели ли древние греки синий цвет вообще? Оказывается, в Риме синюю одежду не любили, она свидетельствовала об эксцентричности либо же символизировала траур. Кроме того, этот цвет часто ассоциировался со смертью и с загробным царством. Голубые глаза считались чуть ли не физическим недостатком: например, у женщины они свидетельствовали о склонности к пороку, а голубоглазый мужчина слыл женоподобным, похожим на варвара и попросту смешным. Вероятно поэтому синий цвет довольно редко использовался и живописцами.

Более того, многие восточные народы, в том числе и японцы, не особо различают синий и зелёные цвета. Для обоих используется одно и то же слово. У якутов для голубого, синего, фиолетового и зелёного существует общее название кюох.

 А у народности дани (Папуа — Новая Гвинея) цветовой словарь вообще состоит лишь из двух основных категорий (приблизительно «темный» и «светлый»). То есть, получается, что радуга отнюдь не у всех семицветная.

Хотя, человеческий глаз и может воспринимать те цвета и цветовые оттенки, для которых в языке нет названий, но человек быстрее и легче воспринимает и дифференцирует то, на что наталкивает его родной язык.

Специалисты по живописи знают, как в процессе обучения увеличиваются в разы количество оттенков, которые начинаешь замечать и различать, то есть реально увеличивается спектр.

Таким образом, если для обозначения ряда близких объектов в одном языке имеется несколько различных слов, а другой язык обозначает эти объекты одним словом, то носитель первого языка должен в своем сознании вычленять характеристики, различающие эти объекты, тогда как носитель другого языка иногда и не может это сделать.

Именно поэтому, маленький эскимос обращает внимание на разные виды снега: падающий, талый, несомый ветром и т.п., что его заставляет это делать родной язык, поскольку в нём имеется несколько десятков специальных лексем для обозначения этих видов снега. А в русском языке огромное количество слов для определений связанных с лесом: бор, роща, куща, чаща, краснолесье, чернолесье, криволесье, разнолесье, ивняк, березняк, бурелом, горельник, дубрава, ельник, верещатник и еще около сорока наименований, которые постепенно забываются.

Лео Вайсгербер считал, что люди, говорящие на разных языках, живут в разных мирах, а вовсе не в одном и том же мире, на который навешаны лишь разные языковые ярлыки. Кстати, он же считал, что объективно никаких созвездий не существует, поскольку то, что мы называем созвездиями, на самом деле выглядят как скопления звезд лишь с нашей, земной, точки зрения. В реальности же звезды, которые мы произвольно объединяем в одно «созвездие», могут быть расположены друг от друга на огромных расстояниях. Тем не менее звездный мир в нашем сознании выглядит как система созвездий. И в разных языках это будут разными звёздные миры: в греческом лишь 48 наименований звезд, а в китайском - 283.

Тут ещё интересен язык племени пираха, которое обитает в  амазонских джунглях в Бразилии. Их язык не содержит в себе практически никаких числовых понятий. Используются только три слова, которые лишь косвенным образом относятся к счету, - "один", "два", "много". Причем "один" и "два" у пираха являются фактически одним и тем же слогом, различающимся лишь повышением или понижением интонации. Более того, точные числа в языке племени не существуют, поэтому "один" может иногда употребляться в значении "примерно один", "мало", а слово "два" может означать на самом деле "не много".

Доктор Питер Гордон из Колумбийского университета, используя объекты, с которыми участники эксперимента были хорошо знакомы (палочки, орехи и т.д.), просил выполнить разнообразные задачи, разработанные специально для того, чтобы выявить способности к счету без необходимости называть сами названия чисел. Большинство этих тестов сводилось к просьбе отобрать группу объектов, численно равную предварительно продемонстрированной доктором Гордоном. Члены племени изо всех сил пытались выполнить эти задачи, однако хотя с числами "один" и "два" они справлялись прекрасно, после того, как число предметов превысило троицу, дело пошло совсем плохо: они попросту не могли удержать это в голове.

 2. Психолингвистика

Что же такое ПЛ как научная дисциплина, какие проблемы стоят в центре её внимания, какие научные исследования ведутся в рамках ПЛ.

ПЛ в целом и её важнейший раздел теория коммуникации (ТК) занимаются, если можно так выразиться, виртуальной реальностью нашего сознания, т.е. теми феноменами, которые стоят за речевой деятельностью, за коммуникативным поведением человека и обусловливают успешность общения или вызывают коммуникатив­ные неудачи.

Первые употребления термина психолингвистика имеются в немецкой психологической литературе конца XIX века. Но активно он вошёл в научный обиход в 50-е годы XX века. В 1951 и 1953 годах в США проводились два научных семинара, в 1954 г. издали под ред. Осгуда и Сибеока книгу «Психолингвистика: Очерк теории и исследовательские проблемы» ..

Целью ПЛ является описание и объяснение особеннос­тей функционирования языка как психического феномена (включая овладение и пользование как первым, так и вто­рым языком) с учетом сложного взаимодействия множе­ства внешних и внутренних факторов при изначальной включенности индивида в социально-культурные взаимо­действия (А.А. Залевская.

Какие вопросы решает ПЛ сегодня и какие проблемы представляются наиболее актуальными? Пред­мет ПЛ чрезвычайно широк, в центре внимания ПЛ сегод­ня находится следующее:

* механизмы понимания, запоминания и продуцирования речи;

* процессы порождения и понимания речи;

* функционирование языка при порождении и восприя­тии речи;

* механизмы пользования языком;

* овладение языком:

– онтогенез детской речи, врожденные языковые меха­низмы, языковое окружение ребенка;

– изучение второго / иностранного языка;

* феномен билингвизма;

* языковые / речевые нарушения;

Одной из важных проблем, исследуемых в психолингвистике, является  проблема порождения речи и восприятия речи.

          Модель механизма порождения речевого высказывания по А.А. Леонтьеву

По модели А.А. Леонтьева процесс порождения речевого высказывания включает пять последовательных, взаимосвязанных этапов (или «фаз»).

1)  Исходным моментом («истоком») высказывания является мотив.

Мотивация порождает речевую интенцию (намерение) – направленность сознания, воли, чувства индивида на какой-либо предмет (в нашем случае – на предмет речевой деятельности).

Сам мотив при этом не имеет четко определенного смыслового содержания.

•2) На следующем этапе порождения речевого высказывания мотив к речевому действию вызывает к жизни замысел, который, в свою очередь, «трансформируется» в обобщенную смысловую схему высказывания.

Основываясь на теоретической концепции А.Р. Лурии, А.А. Леонтьев считает, что на этапе замысла впервые происходит выделение темы и ремы будущего высказывания и их дифференциация, т. е. определяется – о чем надо сказать (предмет высказывания или его тема) и что именно надо сказать об этом предмете (ситуации, факте, явлении окружающей действительности) – рема высказывания.

3)  Следующий – ключевой этап порождения речи – этап внутреннего программирования. А.А. Леонтьевым было выдвинуто положение о внутреннем программировании высказывания, рассматриваемом как процесс построения некоторой смысловой схемы, на основе которой порождается речевое высказывание.

«Кодом внутреннего программирования является предметно-схемный или предметно-изобразительный код по Н.И. Жинкину. Иначе говоря, в основе программирования лежит образ, которому приписывается некоторая смысловая характеристика. Эта смысловая характеристика и есть предикат к данному элементу. А вот что происходит дальше – зависит от того, какой компонент является для нас основным:

 

 4) Следующим этапом речепорождения является этап лексико-грамматического развертывания высказывания. Этот этап можно, по мнению АА. Леонтьева, соотнести с переходом от плана внутренней речи к семантическому плану  . По АА Леонтьеву, этот процесс схематически можно представить следующим образом:

 

Основной операцией, реализующей этот подэтап, является операция отбора слов (реже – целых словосочетаний) для обозначения элементов смысловой программы – смысловых единиц субъективного кода.. В результате реализации нелинейного этапа создается набор языковых единиц объективного кода, например набор слов

 

5) Заключительным этапом порождения речевого высказывания является этап его реализации «во внешнем плане» (во внешней речи).

 Этот этап осуществляется на основе целого ряда взаимосвязанных операций, обеспечивающих процесс фонации, звукообразования, воспроизведения последовательных звукосочетаний (слогов), операций продуцирования целых «семантических» звукокомплексов (слов), операций, обеспечивающих требуемую (в соответствии со смысловой программой и языковой нормой) ритмико-мелодическую и мелодико-интонационную организацию речи

В зарубежной ПЛ к числу популярных в наши дни от­носятся следующие проблемы:

* спектр вопросов, связанных с различиями в понимании речи со слуха и при чтении;

* роль контекста при переработке неоднозначных слов;

* понимание фигурального языка (метафор, идиом и т.д.);

* уровни репрезентации в памяти текстов и построение ментальных моделей содержания текста;

* особенности детской речи (овладение языком, понима­ние текста, овладение чтением и т.д.) и др.

Для российской ПЛ особый интерес сегодня представ­ляет следующее:

·         невербальные компоненты коммуникации;

·         соотношение феноменов «язык — человек — общество»;

·         феномен языковой личности;

·         образ / картина мира;

·         этнокультурная специфика коммуникации;

·         межкультурное общение, аспекты взаимодействия язы­ков и культур, языковых картин мира.

Другая проблема, которой интересуется  ПЛ., например,  исследование того, как соотносятся в языковом сознании звук и смысл.

Этот раздел называется фоносемантика. На проблему соотношения звука и смыс­ла в лингвистике существует две противо­положные точки зрения. Одна из них (ее придерживается большинство исследований) сводится к тому, что звук сам по себе значения не несет. Вы уже слушали курс фонетики и фонологии и помните, что фонема рассматривается как односторонняя единица языка, не обладающая планом содержания.

Вторая точка зрения. Чтобы её проиллюстрировать, В.В. Красных приводит стихотворениие А. Рембо «Гласные»:

А – черно, Е – бело, У – зеленое, И – ярко-красное,

О – небесного цвета! Вот так, что ни день, что ни час,

Ваши скрытые свойства беру я на цвет и на глаз,

Вас на цвет и на запах я пробую, гласные!

(Пер. Л. Мартынова)

Между музыкальными звуками (и тональностями) и цве­том для многих музыкантов (и не только) существует оп­ределенная связь.

Эксперимент А.П. Журавлёва. Не задумываясь, ответьте:

какой звук больше – И или О?

какой звук грубее – И или Р?

какой звук светлее – О или Ы?

Как показывают опросы, подавляющее большинство носителей русского языка дает практически одинаковые ответы: О «больше» И и «светлее» Ы, Р «грубее», чем И. В чем тут дело? Возможно, звуки речи в сознании говорящих вы­зывают какие-то значения? Известный лингвист А.П. Жу­равлев предположил, что ответ на этот вопрос может быть положительным, и в дальнейших своих исследованиях ис­ходил из этой гипотезы. Журавлев провел следующий экс­перимент: испытуемым (а их были многие сотни, и они представляли различные социальные группы по полу, воз­расту, роду занятий) были предложены анкеты, в которых были написаны все «звучащие буквы» русского алфавита, а перпендикулярно звукобуквам располагалась шкала свойств, где были указаны такие характеристики, как ти­хий – громкий, светлый – темный, сильный – слабый, тус­клый – блестящий, шероховатый – гладкий, большой – ма­ленький и т.д

. На пересечении строк испытуемые инфор­манты (ии.) должны были поставить «+», если они счита­ли, что данное свойство характерно для звукобуквы, или «–», если они полагали, что указанное свойство не соот­ветствует конкретной звукобукве и никак с ней не ассоции­руется. И хотя многие ставили «крестики» «как Бог на душу положит» (по словам одного из ии.), поскольку не счита­ли, что звук обладает значением, результаты оказались по­разительными и никак не подпадающими под действие за­кона «орла-решки» (50 х 50). Так, практически никто из ии. не определил звукобуквы Щ и Ш как «светлые» или «глад­кие», Ы – как «нежный», И – как «большой». Из этого следует, что связь между звучанием речевых фрагментов и зрительно-осязательными образами вполне реальна. На ос­нове своих исследований Журавлев доказал, что звуки речи содержательны и обладают значением. Фонетическое зна­чение – это значение, которое несут в себе речевые звуки. Некоторые результаты исследования Журавле­ва, касающиеся соответствия звукобукв и цвета:

А – густо-красный

Я – ярко-желтый

О – светло-желтый или белый

Е – зеленый

Э – зеленоватый

И – синий

И – синеватый

У – темно-синий, сине-зеленый, лиловый

Ю – голубоватый, сиреневый

Ы – мрачный темно-коричневый или черный

Результаты исследований А.П. Журавлева получили подтверждение и подверглись некоторым (незначитель­ным) уточнениям в дальнейших исследованиях.

Далее, есть ли соответствия между значением фонетиче­ским и лексическим, понятийным? В русском языке масса слов являются звукоподражательными, например: аукать, ахать, бормотать, бухать, долдонить, жужжать, икать, кукарекать, клацать, охать, рычать, свистеть, чири­кать, шуршать и т.д. От многих таких слов можно образовать производные: топать – топот – топтун – топтыга – протопать и т. д. В каждом современном раз­витом языке насчитывается до 2 – 3 тысяч таких слов. А в некоторых языках (напр., нанайском в России или эве в Судане) удельный вес слов такого типа велик и поныне.

 

Некоторые исследовательские программы психолингвистики.

 

Программы изучения развития речи ребенка. Внимание к речи ребенка традиционно для психолингвистики. Так, исследователей всегда занимали первые детские «слова». Оказалось, что они не являются словами в обычном понимании, поскольку соотносятся одновременно с разными лицами, предметами и ситуациями, окружающими ребенка. Многочисленные звукокомплексы наподобие детского «дай» выступают не в функции слов, а в функции целостных высказываний, при этом контекстно-обусловленных: за одним и тем же звукокомплексом может стоять смысл 'я голоден', 'мне нужно твое внимание', 'хочу потрогать этот предмет' и т.п.

Много внимания уделяется изучению детских неологизмов в области словообразования, поскольку в этом проявляется важная динамическая составляющая порождения речи. Особое место в исследованиях речи ребенка принадлежит изучению роли языка как знаковой системы, которая служит наиболее эффективной поддержкой при совершении любых логических операций.

Программы изучения разговорной речи. С позиций понимания реальных процессов говорения и слушания наибольший интерес представляет программа изучения разговорной речи, предложенная в 1960-е годы выдающимся современным русским лингвистом М.В. Пановым и затем реализованная коллективом под руководством Е.А. Земской. Впервые был сформулирован взгляд на разговорную речь как на особую систему, существующую параллельно с системой кодифицированного литературного языка. На каждом уровне системы разговорной речи, будь то фонетика, морфология или синтаксис, действуют свойственные именно разговорной речи закономерности.

В самом общем виде особенности разговорной речи связаны с тем, что значительная часть информации содержится не в тексте самого высказывания, а в ситуации общения, взятой в целом (так называемая конситуативность разговорной речи). Соответственно говорящий (неосознанно) ориентируется на то, что слушающий без труда сумеет извлечь нужную ему информацию, поскольку ему в той же мере доступен многослойный контекст ситуации общения. Это мимика и жесты участников коммуникации, время и место действия, речевой этикет, принятый в данной среде и т.д.

Указанный подход позволяет под новым углом зрения изучать не только разговорную речь и стратегии общения, но и ряд других важных проблем. Одна из них – это проблема речевых ошибок. Понятие ошибки содержательно только в сопоставлении с понятием нормы. Наличие в современном русском языке двух функциональных систем – разговорной речи и кодифицированного литературного языка – влечет за собой представление о наличии в нем двух различных норм и, как следствие, уточнение того, нарушение какой именно нормы стоит за той или иной ошибкой.

Программы изучения жестового языка глухих. Теория параллельного функционирования двух систем – разговорной речи и системы кодифицированного литературного языка – оказалась очень плодотворной для понимания функционирования жестового языка глухих индивидов.

В России это показала дефектолог Л.Г. Зайцева, которая опиралась на исследования Е.А. Земской и ее коллег.

По своей функции жестовая речь, с помощью которой глухие общаются между собой в неформальных ситуациях, аналогична разговорной речи. При этом жестовая разговорная речь – это не кинетическая калька с обычной разговорной речи, а особая символическая система, в которой есть коммуникативные универсалии, но также и своя специфика. Последняя во многом обусловлена материальной формой существования жестовой речи, поскольку жест реализуется в пространстве, может исполняться как одной, так и двумя руками, притом в разном темпе, а кроме того – всегда сопровождается мимикой. Подобно обычной разговорной речи, жестовая речь глухих принципиально конситуативна.

Параллельно с разговорным жестовым языком в социуме глухих функционирует калькирующая жестовая речь, которая в значительной степени является кинетической копией русского литературного языка. Именно калькирующая жестовая речь используется жестовым переводчиком телевизионных новостей; образованные глухие в ситуации официальных выступлений также используют калькирующую жестовую речь.

Результативным оказывается сравнительное изучение грамматики и семантики обычной разговорной и жестовой разговорной речи как систем, противопоставленных кодифицированному литературному языку. Для разговорной речи (в том числе жестовой) характерны две противоборствующие тенденции: это расчлененность и сжатость, синкретизм. Например, смыслы, которые в кодифицированном литературном языке выражены одной лексемой, в разговорной речи оказываются расчлененными: вместо ручка нередко говорят чем писать. В разговорной жестовой речи аналогией являются номинативная модель по типу [ягода] + [черный] + [язык] для лексемы черника.

 

Речь бушменов

24.12.23. К теме "Фразеология".

  

Аспекты рассмотрения фразеологизмов (Отрывок) // Василенко А.П. АДД. Орел. 2011)

  ....Фразеология имеет длительную историю своего развития. Как науку, ее сформировали Ш. Балли и В.В. Виноградов, разработав основы семантической классификации устойчивых единиц по степени спаянности компонентов. Применительно к России можно говорить о двух периодах становления и развития фразеологии как самостоятельной лингвистической дисциплины -«классическом» и «постклассическом». Для «классического» периода были характерны разработка различий и сходств фразеологизма и слова; выяснение критериев фразеологичности; семантические основы классификации; осмысление  системности фразеолоrизмов; осмысление собственно фразеологических методов исследования, основанных на идеях системно-уровневого анализа фактов языка; парадигматические и синтагматические отношения фразеологических единиц; историческое развитие и сравнительно-типологическое изучение фразеологизмов; фразеографические проблемы, а также; проблемы номинации, семантики и фразеологизмов в организации высказывания.

Для "постклассического" периода (80-е гг. ХХ столетия) характерен переход к  функционально-коммуникативному рассмотрению фразеологических единиц. В этот период многие идеи классического периода фразеологии, высказанные в работах В.В. Виноградова, подвергаются критике. Высказываются идеи о том, что главными факторами фразеообразования и мотивации можно считать членение мира, характерное для данного языкового социума, собственно языковую картину мира, ассоциативный комплекс, возможность оперировать тропами и другими тропоморфными средствамн, тип смысловой мотивации, также этимологию и т.п. Именно на таком широком фоне языковых явлений надо было искать пути объяснения механизма образования идиом, мотивации их значения и функционирования в речи. Так возникает идея функционально-параметрического подхода к фразеологии (В.Н. Телия).  Кратко скажем обо всех разрядах фразеологических единиц, но при этом вынуждены признать, что под понятие фразеологизм подводятся единицы всех выделяемых разрядов. 

 Идиомы - фразеологические единицы, являющиеся абсолютно неделимыми, семантически неразложимыми, их значение совершенно не зависит от лексического состава, от значений их компонентов и так же условно и произвольно, как значение немотивированного слова-знака. Например, бить баклуши, кока с соком, белые мухи, девятый вал, дым коромыслом, трава не расти, медвежий угол и т.п.

Фразеологические сочетания - раздельно оформленные единицы, значение одного из компонентов которых совпадает со словарным или близко к нему, выбор других компонентов определяется узусом, а не сводится к системно определяемой сочетаемости. Например, закадычный друг, заклятый враг, окладистая борода, скоропостижная смерть, оказать помощь, одержать победу и т.п. 

Пословицы и поговорки - краткие народные изречения. Пословицы имеют высокую степень обобщенности, они выражают обычно повторяющиеся жизненные ситуации и закономерности: От добра добра не ищут; Яйца курицу не учат; Пар костей не ломит; Свинья никогда не бывает довольна; Большому кораблю - большое плавание; Взялся за гуж - не говори, что не дюж; Мал золотник, да дорог. Поговорки содержат обобщение на уровне конкретной ситуации, которая, как правило, включается в семантизацию (объяснение) самой поговорки, например, Овчинка выделки не стоит, Игра не стоит свеч и т.п. 

Составные термины и наименования - неоднословные единицы в языке, смысловая целостность которых создается прямой, непосредственной отнесенностью всего словесного комплекса к одному предмету или понятию: вопросительный знак, коэффициент полезного действия; Совет Безопасности, Российская Федерация, Государственная Дума и т.п.

Крылатые выражения - краткие изречения обычно с известным источником происхождения: известен автор, произведение, откуда взято выражение: Любить иных - тяжелый крест (Б.Пастернак); Вероятно, ибо нелепо (Тертуллиан); Познаем настолько, насколько любим (Августин) и др.

Штампы и клише - порождение стереотипности.

Штампы - это большей частью идеологизированные и социологизированные единицы. Они отмечены официозом и отражают соблюдение определенной идеологии «В рамках  существующего порядка": милостивый государь, совершить поездку, возложить ответственность, выразить признательность и т.п.

Клише - удобное средство речевого стандарта, заготовка с фиксированной схемой  воспроизводства, относящиеся к определенной ситуации: будьте здоровы ! доброе утро! судью на мыло! наша взяла! добрый путь! сколько лет, сколько зим! здравствуйте пожалуйста! в один прекрасный день и др.

Грамматическая фразеология - сочетания служебных слов, которые характеризуются идиоматичностью значения: между тем, как; вследствие того, что; понимаешь ли; несмотря на то, что; ежели так, то; не то чтобы; а хоть и; вот ты говоришь, что; да и ... ; казалось бы, до тех пор, пока; где уж и т.п.

<> ГЛАВА 3 "Мотивационный параметр описания семантики фразеологизмов", В мотивации значения фразеологизма можно выделить основу и содержание.

Основа формирования семантики фразеологизма - его внутренняя форма, ассоциативно-образная картинка, предопределяющая и значение, и функционирование структуры. Внутренняя форма организует значение фразеологизмов и объясняет их мотивацию. Образ формирует значение фразеологизма в целом.

Внутренняя форма характеризуется своей относительностью, то есть неоднозначностью трактовки самого образа фразеологизма, вызванной существованием многих культурно и исторически обоснованных причин, повлиявших на создание «картинки». Без внутренней формы не может быть значения фразеологизма, как не может быть и самого фразеологизма. 

Если пропадает связь образа внутренней формы фразеологизма с обозначаемой реалией ввиду утраты самой реалии, то вместе с ней пропадает и оборот, например, архаизм боярский сын - 'мелкий феодал из служилых людей на Руси XIV - XVIII веков'. В современном понимании былой фразеологизм боярский сын - это сын боярина (боярин - 'титул, социальный статус'). Чтобы самому быть сыном мелкопоместного феодала, нужно родиться в семье отца-боярина, - значение прямое, образ утрачен. Ср. то же в свободных сочетаниях: сын врача, сын учителя, сын водителя и др.

Подобного не скажешь о структурах типа собачий сын - 'бранное выражение применительно к лицу мужского пола' (*чтобы нелестно отозваться о мужчине, надо, чтобы он был сыном собаки?), маменькин сынок - 'избалованный, изнеженный мальчик' (*чтобы быть избалованным, нужно быть сыном мамы?) и т.п. Речь идет о фразеологической агнонимии, которая в данном случае носит исторический характер. Фразеологический агноним - устойчивая единица, в

структуре которой присутствует компонент неизвестного, непонятного или малопонятного происхождения для большинства носителей языка. Это переходное состояние фразеологизма между полнофункциональным в языке и утратившим в языке свою фразеологичность. Другие примеры: раскусить бобИну - 'хлебнуrь горя, тяжело жить', рак опОротый - 'неряшливо одетый человек', репнЕй наварить - 'изменить', рЮмная палка - 'очень худой человек' т.д.

Французский фразеологизм bonnet rouge (букв.: шапочка красная) - 'красный колпак' - метонимический перенос для обозначения якобинцев (буржуазный революционер-демократ) во время Великой Французской революции.

Красный канонический колпак, свернуrый в верхней части в виде рога наперед, как у греков, был узаконен как символ революционности и стал официальным головным убором членов Конвента, позже был отменен. В настоящее время колпак можно увидеть на государственных печатях, марках, открытках.

Образность внутренней формы если и не пропадает, то со временем может "Потускнеть» и совсем не "Просвечивать». Тогда она переходит в разряд этимологических, т.е. таких, которые надо вскрывать посредством этимологии.

Внутренняя форма имеет много функций: она рассматривается как источник семантической мотивации значения фразеологизма, как фактор культурной коннотации, как фактор, провоцирующий ту или иную оценочно-эмотивную модальность; этимологическое описание внутренней формы является отправным пунктом в верификации догадок происхождения фразеологизмов и т.п.

Многофункциональность внуrренней формы фразеологизма свидетельствует о том, что она является одним из самых основных компонентов семантики фразеологизмов. Внутренняя форма организует значение фразеологизма, но не является тождественным самому значению, поскольку структура семантики фразеологизма комплексна и включает помимо образа ряд других факторов, в частности оценочно-эмотивный компонент, условия употребления, стилистическую окраску и др. Внутренняя форма формирует фразеологическую картину мира, где образно запечатлен опыт нации в ходе исторического развития. Фразеологическая картина мира (ФМК), имеющая двойственный характер (соотношение буквального прочтения образа (ФМК 1) и его переносного значения (ФМК 2), - часть общенациональной картины, где представлен определенный ряд явлений объективной и субъективной действительности в способах их интерпретации.

Фразеологической картине мира свойственно воспроизведение опыта нации в ходе ее развития, а также присущи черты этноцентричности, проявляющейся в том, что каждая языковая общность людей индивидуальна, она по-своему видит мир и по-своему его интерпретирует в понятных для неё образах - внуrренних формах фразеологизмов. Отсюда внутренняя форма - инструментарий

фразеологической картины мира отдельно взятого языка.

Например: как корове седло и соmmе иn tahlier  un а' vache (букв.: как передник корове). В обоих случаях в одинаковой степени передается семантика оборотов 'очень плохо подходит кому-либо (об одежде)'. Специфичным оказывается образ, положенный в основу. 

Культурологический анализ наводит на размышление о том, что корова преимущественно держится как животное, дающее в хозяйстве молоко и мясо. Что-либо ещё «требовать» от этой скотины, в частности, надевать седло с тем, чтобы ездить, как на лошади, не представлялось удобным, возможным и необходимым, поскольку корова по своим морфологическим показателям не отличается особой подвижностью и может характеризоваться своей нерасторопностью, неноровистостью, неотличительной активностью (ср: божья коровка, дойная корова, корова языком слизнула и др.).

Отметим, что образный компонент-зооним корова в русской фразеологической картине мира встречается нечасто, чего не скажешь о французском языке, где в большинстве своём корова ассоциируется с несоответствием, нелепостью, неуклюжестью. Сам образ нацелен высмеять кого- или что-либо, уколоть. Да и надевать передник на корову соmmе иn tahlier  un а' vache    - подтверждение тому. Сравним другие обороты: vache espagnole (букв.: испанская корова - 'дурной, несуразный'), vache а lait (букв.: корова для молока - изобилие, дойная корова), montagne а vache (букв.: гора для коровы - некрутой подъём), vache а' roиlette  (букв.: корова для роликов - полицейский на велосипеде), poil de ache (букв.: волос коровы - рыжие патлы), plancher аuх vaches (букв.: площадка для коров - твёрдая земля, суша),  qиеие de vache (букв.: хвост коровы - рыжая коса), croix de vache - (букв: кресты коровы - следы порезов бритвы на лице), grand chemin de vaches (букв.: большой путь коров - избитый, проторенный путь). Еще оборот, требующий комментария: lа vache а Colas (букв.: корова  Коля). Так образно называют протестантство. А появление оборота основано на анекдотическом случае. Однажды корова, которая принадлежала человеку по имени Коля Панье, забрела в протестантскую молельню и там была съедена молившимися. Отсюда и одна из сторон восприятия церкви в глазах французов (уничижение).

 В содержании неизбежно сталкивается два фактора: исторический и современный. Первый отражает фрагмент бытия, некогда составлявший повседневную коллективную память носителя языка (баклуши, ступа, хлеб-соль), второй - представляет зачастую ошибочное мнение исследователя, который предлагает среднестатистическому носителю современного языка свою непроверенную версию понимания давно ушедших реалий. В этой связи, историческая мотивация семантики фразеологизма вскрывает, как правило, изначальный образ как способ организации целостного значения фразеологизма, а синхронная мотивация носит по существу характер разъяснения особенностей значения и употребления фразеологизма, помогает выяснить правильную форму записи заголовочных единиц, их толкование, сочетаемость, прагматическую, стилистическую характеристики. <>

Интралингвистическая природа фразеогенезиза - собственно языковая. Она представлена преимущественно тропеическими средствами как механизмом передачи образной составляющей фразеологизма: "простой" троп (обычно метафора). Например, дойная корова - 'обильный и безотказный источник дохода, беззастенчиво используемый в личных целях' (говорится с неодобрением); avoir lа langue bieп lопgие (букв.: иметь язык достаточно длинный) - 'о болтливом человеке', русский эквивалент - что на уме, то и на языке (говорится с неодобрением) и т.п.

Олицетворение - разновидность метафоры, восходящей к анимизму как древнему мифологическому осознанию мира. Например: злой язык у кого - 'манера говорить о других зло, издевательски, саркастически' (говорится с неодобрением).

Язык метонимически обозначает человеческую речь, а также нравственно-этические установки, на основе которых дается характеристика враждебно-аrрессивному (злому) отношению к людям. Son sang n 'а fait qn 'un toиr (букв.: его кровь сделала вращение, оборот, поворот) - 'он вспылил, вскипел'. Образу sang (кровь) приписываются свойства и действия сознательного существа - человека.

Гипербола - преувеличенное представление действительности. Например: согнуться в три погибели - 'очень низко согнуться, перегнуться'. Это собственно русское выражение происходит от пыток на Руси с пригибанием головы к ногам. Погибель - сгиб тела. Французские фразеологизмы: moulin  а' paroles (букв.: мельница для слов) - 'тараторка, болтун'; sac а' vin (букв.: мешок для вина)- 'пьяница'. 

Литота - намеренное преуменьшение объектов действительности. Например: мальчик-с-пальчик, одну секундочку, в двух шагах, в двух словах; еп un mоt (букв.: в одно слово), еп deux mots (букв.: в двух словах), а deux (а quatre) pas (d'ici) - 'рядом' (букв.: в двух (в четырех) шагах (отсюда)) и т.п.

Метонимия (и синекдоха) - перенос имени с одного объекта на другой, основанный на смежности, рядоположности признаков, отношений и т.п. Например: барабан на шею, флаг в руки, ни сват, ни брат; ни кола, ни двора; ноги чьей-либо не будет; jeter sa langue аuх chats (или аих chiens) (букв.: бросить свой язык кошкам (или собакам) - 'признать себя неспособным найти решение, разгадку чего-либо; отказаться отвечать на что-либо' (ср. lа langue аих chats - 'молчание, молчок'); perdre sa salive (букв.: терять свою слюну) - 'зря болтать, напрасно тратить слова, говорить попусту, впустую, зря тратить свое красноречие'. 

 Сравнение - фразеологизмы с показателями соотнесения: трусливый как заяц, храбрый как лев, задиристый как петух, нем как рыба, кроткий как ягненок, болтать как сорока, жить как кошка с собакой, Федот, да не тот; смотреть волком; quinteux соmme la mule du раре (букв.: капризный как папский мул), triste соmmе un hiboи (букв.: грустный как сова), grossier  соmmе un bouvier (букв.: грубый как извозчик), сеlа est egal соmme deux aeиfs (букв.: это одинаково как два яйца), crier  соmme un sourd (букв.: кричать как глухой), dur соmme de lа sеmelle de botte (букв: твердый как подошва), clair соmme lе cristal (чистый как стекло), adorer qn соmmе un Jesиs (букв.: обожать кого-либо как Иисуса) и др. 

Троп в тропе - взаимодействие тропов в структуре фразеологизмов. Мозолить глаза кто, что кому - 'раздражать своим постоянным присутствием, сильно мешать, надоедать'. В основе образа лежит метонимическое отождествление глаз и зрения, основанное на смежности перцептивного восприятия и эмоционального отношения. Вместе с тем образ создается телесной метафорой, уподобляющей человека или предмет мозоли как источнику неприятных ощущений. Avoir de lа barbe аu mепtоп (букв.: иметь бороду на подбородке) - 'быть мужчиной; быть взрослым человеком, быть уже не мальчиком'. В образе метафора формирует всё значение фразеологизма, но вместе с тем barbe (борода) метонимически отождествляется по смежности со взрослым человеком. Взаимодействие тропов с символами и квазисимволами. Например:пить горькую чашу (до дна) - 'изведать, испытать в полной мере к.-л. страдания, горести'. Восходит к библейскому тексту, где горькая чаша - символ страдания. А fendre l'аmе (букв.: так, что душу разбить) - русский эквивалент так, что душа разрывается; fendre l'аmе (букв.: разорвать душу) - разбить сердце. В двух последних примерах значение всего фразеологизма оформляется антропной метафорой, в фокусе которой ате (душа) является квазисимволом страдания.

Стернин И.А. О понятии лингвокультурной специфики языковых явлений языковой

 

УДК 81-119

О понятии лингвокультурной специфики языковых
явлений

Стернин Иосиф Абрамович Доктор филологических наук, профессор, Заведующий кафедрой общего языкознания и стилистики, Воронежский государственный университет, 394006, Россия, г. Воронеж, Университетская площадь; е-тай: §1;егтта@тай.ги

Аннотация

В статье рассматривается проблема выявления и описания семантических при­знаков, которые можно интерпретировать как проявление лингвокультурной специфики языка.

Ключевые слова

Культура, этнолингвистика, лингвокультурная специфика языка, лексика, се­мантика, внутренняя форма.

 

Введение

Лингвокультурологические ис­следования получают все более широкое распространение в современной линг­вистике (справедливости ради, отметим, что они берут свое начало из этнолинг­вистики Э. Сэпира и Б. Уорфа, а также лингвострановедения Е. М. Верещагина и В. К. Костомарова). При этом зача­стую в качестве линвокультурологиче- ских, то есть обусловленных культурой явлений языка, в таких исследовани­ях описываются самые разнообразные языковые единицы и семантические сущности — значения, отдельные семы. Наблюдается тенденция подводить под лингвокультурологические особенности единиц практически все особенности их семантики, а при сопоставительных и контрастивных исследованиях — всю выявляемую национальную специфику семантики^[1].

Такой подход представляется нам неправильным — далеко не вся нацио­нальная специфика семантики слова и языка в целом обусловлена отражением в семантике культуры народа.

Так, стилистические и шире — функционально-структурные различия языковых единиц никак не обусловле­ны факторами культуры, многие семан­тические компоненты значений слов отражают не явления культуры, кото­рые специфичны для каждого народа, а общечеловеческие, универсальные яв­ления материальной и духовной культу­ры.

Следующие фразеологические единицы русского языка и их перево­дные эквиваленты в английском язы­ке различаются составом компонентов и фразеологическим образом, то есть имеют национальную специфику се­мантики, однако выражают одинаковые для двух культур ценности и приорите­ты и не могут считаться проявлением национально-культурной специфики языка, выявляемые различия случайны и не находят конкретного культурологи - ческого объяснения:

вырос, а ума не скопил —≈ better fed than taught (откормлен, но не обу­чен) — о невоспитанном или необ­разованном человеке — неодобри­тельное;

-          ум хорошо, а Два—лучше = Four eyes see better than two  (четыре глаза ви­дят лучше, чем два) ~ [этим. лат. Plus vident oculi quam oculus —  несколь­ко глаз видят лучше, чем один] — о людях (ум, глаза), которые добьют­ся успеха, объединив свои уси­лия;

-          притча во языцех — ≈ the talk of the town  (то, о чём говорит весь го­род) — предмет всеобщих разгово­ров, постоянных пересудов и т. п.^[2]

Полагаем, что специфика вну­тренней формы языковой единицы, а так­же дифференциация языковых средств в номинации определенной предметной области, то есть специфика состава не­которой лексической группировки, да­леко не всегда автоматически должны быть интерпретированы как отражение линвокультурной специфики языка — эти различия могут быть обусловлены чисто случайными причинами. Но если удается мотивировать данные различия при помощи культурологического ком­ментария, такие различия могут быть признаны национально-культурными. Если такая мотивация невозможна, то можно говорить лишь о националь­ных особенностях семантики, но не о национально-культурных особенностях семантики.

К определению
лингвокультурной значимости
языковой единицы

Чтобы признать то или иное зна­чение, сему или языковую единицу, а также некоторую лексическую группи­ровку в целом языковым отражением особенностей национальной культуры конкретного народа, необходимо, чтобы существование этого значения, семы, лексической единицы или группировки однозначно поддавалось лингвокуль­турной интерпретации, то есть могло бы быть рационально, объективно и правдоподобно объяснено конкретны­ми культурными причинами. При этом недостаточно констатировать, как это сейчас часто делается во многих рабо­тах, претендующих на статус лингво­культурологических, что данное явле­ние «отражает особенности культуры народа» — необходимо эксплицитно объяснить, какой культурный феномен, явление отражает та или иная едини­ца, ее значение или семантический компонент. Тогда и только тогда мож­но говорить о национально-культурной специфике слова или его значения, отдельного компонента значения, национально-культурной специфике некоторой лексической группировки, то есть можно констатировать лингвокуль­турную значимость языковой единицы или лексической группировки.

Таким образом, лингвокультурная значимость языковой единицы или лек­сической группировки — это наличие у нее национально-культурной специфи­ки, то есть эксплицитно объясняемого культурными причинами национально­го своеобразия. Е. А. Маклакова^[3], обоб­щая исследования по лингвокультуроло- гии, следующим образом формулирует понятие лингвокультурной специфики языка.

Для лингвистического анали­за наиболее оправданным оказывается определение культуры как совокупного социально-Духовного опыта человече­ства, согласно которому «социокультур­ные явления существуют и развиваются в трех важнейших формах: духовной (различные элементы и состояния со­знания), овеществленной (опредмечен- ные духовные явления) и институцио­нальной (культурный аспект различных институтов общества)»^[4].

Плодотворным, отмечает Е. А. Маклакова, является рассмотрение культуры как «трехслойной» сущности:

1)     верхний слой, наиболее явный и до­ступный чувственному восприятию, включает артефакты, другие матери­альные явления культуры, а также язык;

2)     средний слой — нормы и ценности;

3)     внутренний слой — базовые установ­ки, посылки, убеждения, менталитет и т. д.

Национальная культура отра­жает исторически складывающееся мировоззрение народа, реализуемое в традициях, национальных реликвиях и получающее свое отражение в языке в различных формах.

Е. Н. Маклакова справедливо под­черкивает, что национальная специфика семантики языковых единиц не всегда может быть обусловлена культурой того или иного народа, которая представляет особый тип осмысления действительнос- ти в его национальном сознании. «При­дание отдельному слову статуса «куль­турного» или «ключевого» для данной лингвокультурологической традиции нуждается в лингвистическом обосно­вании», — отмечает Е. А. Маклакова^[5].

Е. Н. Маклаковой выделяются следующие формы проявления лингво­культурологической специфики языко­вых явлений:

-           наименования исторических со­бытий, хранящихся в историче­ской памяти народа (мамаево на­шествие, мамаево побоище, тяжела ты, шапка Мономаха);

-           наименования культурологичес­ких реалий (бесструнная балалайка, воль ный казак, сибирский валенок);

-           наименования ономастических реалий (не помнящий родства Иван, коломенская верста; Иванов, Петров, Сидоров);

-           наименования, связанные с наци­ональными прецедентными тек­стами (человек в футляре, лебедь, рак Да щука, Маша-растеряша, кисейная барышня, лишний чело­век);

-           наименования национально-исто­рических безэквивалентных реа­лий (большевик, барин, боярин, ин­теллигенция, казак, кулак, мужик, меньшевик, стрелец, троцкист, цесаревич, номенклатура, власти, вожДь, беспартийный);

-           наименования национально-мате­риальных (бытовых) реалий (ту­гая / толстая мошна, аршин с шап­кой, кладезь премудрости);

-           наименования, отражающие на­ционально-культурную символи­ку (например, национально-куль­турные различия выявляются в цветовой символике, связанной с наименованием лиц. Слово го­лубой в русской лингвокультуре с недавних пор приобрело стой­кие ассоциации с гомосексуали­стами; черный цвет символизиру­ет безобразие, ненависть, печаль, смерть, — черная сотня, черная Ду­ша, чернь).

Отражая в своей семантике яв­ления национальной культуры народа, подобные единицы языка составляют лингвокультурную специфику данного языка.

«Таким образом, вышеперечис­ленные языковые формы, отражающие этнически, социально, исторически и т. д. детерминированные категории мировоззрения отдельного народа, со­ставляют лингвокультурологическую парадигму, исследование которой имеет большое значение в процессе выявле­ния национальной специфики языко­вой семантики»^[6]. Подчеркнем еще раз, что лингвокультурная специфика язы­ка — это только часть его национальной специфики.

Опираясь на концепцию Е. А. Маклаковой и др. авторов^[7] и наши собственные исследования^[8], мы пола­гаем, что лингвокультурная специфика языковых явлений — это только такое отражение в явлениях языка явлений национальной культуры, которое подда­ется практическому выявлению и кон­кретному рациональному объяснению.

Выявление лингвокультурных особенностей языковых явлений может осуществляться в форме культурологи­ческого комментария языковых фактов или, в других терминах — культуроло­гической каузальной атрибуции, то есть объяснения явлений языка фактами культуры.

Как показало исследование У. Талла, к лингвокультурно значимым явлениям языка может быть отнесе­но также использование определенной лексики в паремиях и суевериях.

Рассмотрим с этой точки зрения лингвокультурологические особенно­сти единиц семантического поля гость, выявленные под нашим руководством У. Таллом в его кандидатской диссертации^[9].

Семантическое поле гость в
лингвокультурной перспективе

Смысловое содержание слова гость и его производных занимает за­метное место в русской лингвокультуре.

Традиционное русское гостепри­имство, важность гостевания, важная роль угощения для русского человека отражаются в семантике и употребле­нии лексемы гость и ее производных в русском общении. Слово гость широко используется в русских пословицах и поговорках, а также входит в приметы и суеверия.

Анализ пословиц и поговорок по сборнику В. И. Даля «Пословицы рус­ского народа» позволяет выделить сле­дующие единицы:

-           непосредственно содержащие слово гость,

-           характеризующие ситуацию госте­вания, угощения, при этом не вклю­чающие слово гость.

Рассмотрим их.

Слово гость широко использует­ся в русских пословицах и поговорках, а также входит в многочисленные рус­ские приметы и суеверия. Анализ рус­ских пословиц и поговорок по сборнику В. И. Даля «Пословицы русского наро­да» позволяет охарактеризовать следу­ющие национально-культурные аспек­ты приема гостей:

Уважительное отношение к го­стям: Гости на Двор, так и ворота на запор (чтобы не выпустить их), гость в дом, а бог в доме, гостю почет — хо­зяину честь, гость доволен — хозяин рад, гостю честь, коли воля есть, в чем гостю воля, в том ему и честь (почет), на званого гостя угоДить наДо, не го­стям хозяина, а хозяину гостей благо­Дарить и др.

Скупость в отношении гостей, негостеприимство: Гостиное сено (т. е. плохое, Для лошаДей посетителей), ку­шайте, гости, ошметок во щи, пришел в гости, посиДел у холоДной печи, хозяин не веДал, что гость не обеДал, Добро по­жаловать, а сам за шапку и др.

Выделены также группы паре­мий, объединенные следующими смыс­лами: правила повеДения гостя, гость во власти хозяина, гости — раДость Для хозяина, гости — хлопоты Для хо­зяев, гости — неизбежность, правила приема гостей, в гостях не так, как Дома, о необхоДимости хоДить в гости Друг к Другу, о частоте хожДения в го­сти, как готовиться к приему гостей, о хожДении по гостям, Для чего хоДят в гости, об ухоДе из гостей, гости все виДят, замечают, о незваных гостях, о нежелательных гостях, об отсутствии гостей, об угощении и др.

Обращает на себя внимание большое количество суеверий, примет, связанных с гостеванием: его помяни только, а он и тут; головня на шесток упала — нечаянный гость; Дрова в печи развалились — к гостям, есть кус, так гостя нет; нет ни корки, а гости с гор­ки; кошка костыль ставит (лапою) — гости буДут, кошка моется — гостей замывает (зазывает), кошка пусто- мойка гостей замывала, никого не за­мыла, куДа взлаяла собака, оттуДа го­сти, нож со стала упал — гость буДет; ложка или вилка — гостья, полено из бе- ремени вывалилось — нечаянный гость, погасил невзначай свечу — жДи гостей, собака во сне лает (взлаивает) — к го­стям, собака переД Домом катается (валяется) — гости буДут, сорока со- кочет, гостей пророчит, уголь из печи упал — гости на Двор, коли гость рано поДымается, так ночует, который гость рано поДымается, тот ночевать хочет и мн. др.

В русском языке паремии, суе­верия и приметы о гостях представле­ны широким кругом единиц — 130 по­словиц и поговорок, около 30 примет, а также обладают большим тематическим разнообразием. Ключевое слово гость активно используется в пословицах, по­говорках, суевериях и приметах. Таким образом, исследуемое поле имеет суще­ственную лингвокультурологическую значимость в языке.

При этом исследование У. Талла показало, что лексемы поля практиче­ски не используется во фразеологии, практически нет и русских афоризмов о гостях, хотя зарубежных афоризмов достаточно много. Это может рассма­триваться как культурно-значимый факт: очевидно, гостевание столь при­вычный ритуал в сознании русско­го человека, что нет необходимости образно-фразеологического и назида­тельно-афористического осмысления и обозначения этого процесса.

Выявлены определенные линг­вокультурные тенденции развития ис­следуемого поля. Исследуемое семан­тическое поле как лингвокультурный феномен демонстрирует тенденцию к лексической и семантической редук­ции. Это, очевидно, отражает измене­ния роли гостевания в современном обществе, изменение его характера — русский человек ослабляет внимание к гостеванию как явлению, в результате люди перестают это явление детально и лексически дифференцированно об­суждать, меньше употребляется слов, называющих гостевание, само явление становится коммуникативно нереле­вантным.

Характерно, что 41 лексема из 69 лексем поля, выявленных по словарям, не зафиксирована в проанализирован­ных текстах «Корпуса русского языка», то есть более половины лексем исследу­емого поля неактуальна для современно­го сознания и коммуникации. Половина лексикографических значений единиц исследуемого поля не функционирует в современных текстах и неизвестна со­временному языковому сознанию.

Таким образом, отчетливо наблю­дается процесс лексемной и семемной редукции состава лексико-семантичес­кого поля.

По временной отнесенности за­фиксированных контекстов видно, что в ХХ-ХХ1 веках заметно возросла ак­туализация лексем изучаемого поля в иронических смыслах — слова поля гость все чаще употребляются иро­нически, для обозначения явлений, противоположных номинируемым лек­семами поля — иронические употре­бления (в противоположном смысле, негативно эмоциональные) зафикси­рованы для лексем гость, угощать, гостеприимный, угощение, гостинец, гостить, гостеприимный, гостепри­имно, гостек, гостеприимец, гостейка. Очевидно, это также отражает осла­бление ритуала гостевания в русской культуре и снижение в силу этого ком­муникативной релевантности лексем поля.

Многие единицы исследуемого поля имеют лингвокультурную значи­мость семантики.

О лингвокультурной значимости семантики слова можно говорить, если то или иное значение отражает безэк- вивалентное национальное явление или имеет культурно обусловленные семы, то есть семы, отражающие культурные особенности народа, а также лексема «участвует» в формировании нацио­нальной паремиологии. Это также и из­менения в употребительности лексемы или семемы, обусловленные культурны­ми изменениями, то есть объяснимые с позиций изменений в национальной культуре.

Примеры лингвокультурных зна­чений:

-           Угощение — благодарность за ока­занную услугу в форме угощения. Это чисто русское явление.

-           Гостиница — временное пристани­ще для кошек и собак. Это лингво­культурно обусловлено — в России еще только возникают гостиницы для собак.

-           Гостиная — в 19-начале 20-го вв — общественное мероприятие, обычно небольшое, организуемое организа­цией или частным лицом с культур­ной или развлекательной целью. Яв­ление отражает имевшее широкое распространение русское культур­ное мероприятие и др.

Исследованный материал пока­зывает, что выходят из употребления или становятся значительно менее упо­требительными ласкательные наимено­вания гостей (гостьюшка, гостенек, го­стинчик, гостек, гостинька, гостейка, в значении слова гостья ласкательное зна­чение вышло из употребления совсем). Такие единицы становятся малочастот­ными. Это объясняется тем, что в совре­менной русской культуре постепенно ослабляетсяположительно-эмоциональ- ное отношение к гостям, в результате перестает номинироваться ласкательное отношение к го стям (наоборот, можно проследить определенную тенденцию к модификации ласкательных единиц в иронически-неодобрительные). Этопри­знак развития современной российской культуры — прием гостей становится бо­лее ритуальным, прагматичным и менее эмоциональным,в силучегоэмоциональ- ная составляющая гостеприимства утра­чивает коммуникативную востребован­ность.

Исследование позволило вы­явить отдельные лингвокультурные семы, отражающие традиции именно русского гостевания, угощения, госте­приимства.

Такие семы обнаруживаются, в частности, в психолингвистических значениях. Так, психолингвистическое значение слова гость отражает следую­щие важные культурные черты русского гостеприимства — доминирование близ­ких друзей среди гостей, гости в основ­ном приходят пешком в гости, гостей очень жДут, гости обычно прихоДят вечером, приносят поДарки, торт или цветы, гостя обязательно угощают за столом, переД прихоДом гостей хо­зяева убирают квартиру, ставят хру­стальную посуДу, празДнично оДевают­ся, хотя гостя могут принимать и на кухне и др. Все это отражает принятый культурный ритуал приема гостей в рус­ском этносе.

В психолингвистическом значе­нии глагола угостить отражены рус­ские национальные традиции угощения и гостеприимства — обильность угоще­ния, Доминирующее преДставление об угощении как преДложении чая, слаДких блюД и алкоголя, испытываемое русским человеком уДовольствие от угощения гостей. Эти семы также отражают при­знаки русской гостевой культуры.

Коммуникативно-семантический анализ употребления слов семантиче­ского поля гость в различных текстах позволил выявить следующие лингво­культурные семы значений

Гость — лицо, пользующееся при­вилегиями, человек, которого принято расспрашивать, человек, который Дол­жен комфортабельно сиДеть, пользо­ваться максимальным комфортом, по­суДа Должна быть иДеально чистой.

Угостить — угостить особо вкус­ным, преДложить еДу и питье в знак благоДарности, преДложить угощение, чтобы заДобрить, преДложить угоще­ние в качестве позДравления.

Угощение — выпивка, преДлагае­мая в поДарок в ресторане; нечто осо­бо вкусное, реДкое.

Гостеприимство — обильное уго­щение, преДоставление ночлега, угоще­ние выпивкой, развлечение гостей за­стольным пением.

Гостиница — Дороговизна, при­знак цивилизации, место ночлега, Де­фицитная услуга, комфортабельное завеДение, признак благоустройства местности, казенное учрежДение, не­комфортное, Дорогостоящее, куДа лучше не езДить, если можно перено­чевать Дома, привилегированное разме­щение и т. д.

Выявилась высокая культур­ная значимость гостиницы в совет­ский период, что связано прежде всего с дефицитностью пользования услу­гами гостиниц, признаком роскоши в самом факте размещения в гостини­цах. Дефицитность гостиницы как услуги в советское время в настоящее время уступает место Дороговизне и комфорту. Это лингвокультурная осо­бенность — сейчас гостиницы стали более комфортабельными, их стало больше, пользоваться ими люди стали чаще.

Обращает на себя внимание, что признаки комфортабельное и неком­фортабельное сосуществуют в соот­ветствующем концепте и в зависимости от того, с чем говорящий сравнивает в данном мыслительном акте, в данной коммуникативной ситуации реальную гостиницу, о которой идет речь, в зна­чении слова гостиница актуализирует­ся периферийная сема комфортабель­ность или некомфортабельность и другие разнооценочные когнитивные признаки. В семном составе значения слова гостиница этих сем, очевидно, нет, оно неоценочно.

Некоторые семы могут активизи­роваться в коммуникации под влиянием культурных факторов. Во многих лексе­мах семантического поля гость в совре­менном языке все чаще актуализируется сема угощение (гость, гостья, угощать, гостинец, гостеприимство, гостить, гостеприимный, гостевать и Др.), что отражает культурную особенность со­временного приема гостей в России — возникший в процессе приема гостей некоторый крен в сторону угощения, а не общения.

Под влиянием культурных фак­торов могут устаревать не только зна­чения, но те или иные актуализации значения, актуализация отдельных сем. Например, в значениях лексем гости­нец, гостинчик прослеживается тенден­ция отмирания актуализации сем «ве­щественный подарок» — для текстов современного русского языка преиму­щественно становятся характерными актуализации «съестное» и «сладкое». Таким образом, под влиянием культур­ных факторов устаревает не значение в целом, а некоторые его актуализации, актуальные смыслы.

Заключение

Исследуемое поле, таким обра­зом, имеет существенную лингвокуль­турологическую значимость в языке.

Таким образом, лингвокультуро­логические особенности единиц могут быть выявлены:

-           в составе лексем некоторого поля (безэкивалентные и лакунарные еди­ницы);

-           в составе значений единиц (безэки- валентные и лакунарные значения);

-           в семной структуре единиц (лингво­культурно значимые семы);

-           в актуализации определенных сем в речи;

-           в представленности единиц поля в паремиях, суевериях и приметах, фразеологии, афоризмах;

-           в динамике изменения состава лек­сической группировки.

Библиография

1.      Березович Е. Л. Язык и традиционная культура. — М.: Андрик, 2007. — 599 с.

2.      Верещагин Е. М., Костомаров, В. Г. Язык и культура: лингвострановедение в препода­вании русского языка как иностранного. — 4-е изд., испр. и доп. — М., 1990. — 269 с.

3.      Журавлев В. В. Человек. Культура. Политика. — М.: Социум, 1998. — 198 с.

4.      Карасик В. И., Слышкин Г. Г. Базовые характеристики лингвокультурных концеп­тов // Антология концептов. — Волгоград, 2005. — Т. 1. — С. 13-15.

5.      Карасик В. И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты. — Волгоград; Архангельск, 1996. — С. 3-16.

6.      Карасик В. И. Языковая кристаллизация смысла. — Волгоград: Парадигма, 2010. — 210 с.

7.      Карасик В. И. Языковой круг. Личность, концепты. Дискурс. — М.: Гнозис, 2004. — 390 с.

8.      Карасик В. И. Языковые ключи. — Волгоград: Парадигма, 2007. — 520 с.

9.      Красных В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? — М.: Гнозис, 2003. — 198 с.

10.  Красных В. В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. — М.: Гнозис, 2002. — 210 с.

11.  Леонтович О. А. Введение в межкультурную коммуникацию. — М.: Гнозис, 2007. — 367 с.

12.  Маклакова Е. А. К вопросу о методике унификации семемного описания наимено­ваний лиц и метаязыке описания их семантики // Культура общения и ее формиро­вание. — Воронеж, 2011. — Вып. 24. — С. 51-52.

13.  Маклакова Е. А. Лингвокультурологические аспекты семантики имени собственно­го // Язык и национальное сознание. — Воронеж, 2011. — Вып. 17. — С. 104-110.

14.  Маклакова Е. А. О понятии лингвокультурологической специфики значения сло­ва // Текст. Дискурс. Картина мира. — Воронеж, 2011. — Вып. 7. — С. 3-10.

15.    Маслова В. А. Лингвокультурология. — М.: Академия, 2010. — 203 с.

16.  Попова З. Д., Стернин И. А. Язык и национальная картина мира. — 3-е изд, доп. и испр. — Воронеж: Истоки, 2003. — 60 с.

17.  Талл У. Семантика и употребление единиц семантического поля гость в русском языке: автореф. дисс. ... канд. филол. наук. — Воронеж, 2011. — 19 с.

18.  Чубур Т. А. Теоретические основания лингвокультурологических сопоставитель­ных исследований. — Автореф. дисс. . докт. филол. наук. — Воронеж, 2011. — 46 с.

ироп 1Ье сопсерйоп оГ 1шдиоси11:ига1 8ресШс8 оГ 11пдиа1
рйепотепа

81егпт ^08ерЬ АЬ^атоV^сЬ

Ри11 ^ое^о^ оГ Рййо1оду,

РгоГеззог, йеад оГ зиЬдераг!теп1 оГ соттоп йпдшзйез апд з^уНзиез,

Уогопе/11 В1а!е ШАегзйу,

Р.О. Вох 394006, ипАегзйе1зкауа р1., 1, Уогопехй, К^зз^а; е-тай: з1егшта@тай.ги

ЛЬз!гас!

Тйе агйе1е ^з деVО^ед !о !йе еопеер! оГ йпдиоеийша1 зрееШез оГ йпдшзйе рйепот- епа. Вазшд оп !йе еопеер! оГ Е.А. Мак1акоVа апд о!йег аи!йогз апд йег о\\п гезеагей, !йе аи!йог зиддез!з 1йа! 1шдиоеиЙша1 зрееШез оГ йпдшзйе рйепотепа ^з оп1у а ге- йеейоп оГ !йе рйепотепа оГ пайопа1 еийше ш !йе 1апдиаде рйепотепа, \\'1пе11 1епдз гЪзе1Г !о ргаейеа1 апд зрееШе ^деп^^йеа^^оп апд гайопа1 ехр1апайоп. 1депййеайоп оГ йпдиоеийша1 ГеаШгез оГ йпдшзйе рйепотепа еап !аке 1йе Гогт оГ еийига1 еот- теп!агу оГ йпдшзйе Гае!з, ог, ш о!йег !егтз, - еаиза1 еийша1 айпЬийоп, !йа! ^з 1йе ехр1апайоп оГ !йе рйепотепа оГ 1апдиаде !йгоидй еийиге Гае!з. Тйе аи!йог аррйез !Ыз рот! оГ \че\у !о д^зйпдшзй !йе 1^пдVое^1^^^о1од^еа1 ГеаШгез оГ !йе ипйз оГ !йе зетапйе йе1д "диез!". Тйе аи!йог еотез !о !йе ГоИошпд еопе1изюпз: !йе туезй- дайопа1 йе1д йаз а з^дшйеап^ йпдVое^Йшо1од^еа1 ппрогШпее ш !йе 1апдиаде. Апд йпдVое^Йшо1од^еа1 рееийапйез оГ !йе ипйз еап Ье ^депййед: т зоте йе1дз оГ !йе !о- кеп (еиЙше-зрееШе апд 1аеипаг ипйз); т !йе Vа1^ез оГ !йе ипйз (еиЙше-зрееШе апд 1аеипаг теашпдз); ш !йе зете зйпеШге оГ !йе ипйз (йпдиоеийша1 з^дшйеап^ зетез); ш !йе аеШайхайоп оГ еейаш зетез ш а зрееей; ш !йе гергезеп!айоп оГ !йе ипйз оГ !йе РагаЬ1ез йе1д, зирегзййопз апд отепз, рйгазео1оду, арйопзтз; ш !йе ейапде оГ !йе !йе дупат^ез оГ 1еx^еа1 дгоиртдз.

КеулуогНз

СиЙше, е1йпойпдшзйез, йпдиоеийша1 зрееШез оГ !йе 1апдиаде, 1еx^ез, зетапйез, тпег Гогт

КеГегепсе»

1.      Вегехо\ас11, Е.Ь. (2007), капдиаде аис! 1гаЖйопа1 сикиге [Уагук I 1гаУи\юппауа киГ1ига], Апдпк, Мо8со\', 599 р.

2.      СЪийиг, Т.А. (2011), ТкеогеНса1 Ьазгз о/ 1тдиоси11иго1одма1 сотрагаНуе гезеагск- ез: аЙ81гас! оГ Шззейайоп [ТеогеНскезШе озпоVап^уа 1тдуокиГ1иго1одккезШкк зороМауИеУпукк ^зз1еСоVап^^: аУогеГега! йззегШап], УогопехЪ, 46 р.

3.      Ка^а8^к, VI. (1996), "Си1!ига1 доттаПз т 1апдиаде" ["КиКигпуе доттаПу V уахуке"], Уагукоуауа ИскпозУ: ки1Уигпуе коп1зер1у, Уо1додгад; АгкЪапде18к, рр. 3-16.

4.      Ка^а8^к, VI. (2004), ^апд^аде с1гс1е. Регзоп, сопсер!з. ^^зсо^^зе [Уа2укоVо^ кгид. ^^скпозУ, коп!зер1у. ^^зк^^з], Спох18, Мо8со\\: 390 р.

5.      Ка^а8^к, VI. (2007), ^апд^аде кеуз [Уахукоууе к1уискк], РагаШдта, Уо1додгад, 520р.

6.      Ка^а8^к, VI. (2010), ^тд^а1 сгуз1аШгаНоп о/!ке теаптд [Уа2укоVауа кпМаШхаШуа зтуз1а], РагаШдта, Уо1додгад, 210 р.

7.      Ка^а8^к, VI., 81у8Йкт, О.О. (2005), "Ва81с сйагас1еп8йс8 оГ 1тдиосиЙига1 сопсер!8" ["Вахоууе кйагак1еп8йк НпдуокиГШтукЪ конверту"], Ап1о1од1уа кошзерюг, Уо1- додгад, Уо1. 1, рр.13-15.

8.      Кга8пуЪ У.У. (2003), "А/пепЗ" атопд "з!гапдегз": ту!к ог геаШу? ["8уоУ згеС "ски- гккк": т/Ш геакпозУ?], Опо/18, Мо8со\, 210 р.

9.      Кга8пуЪ, У.У. (2002), Е1кпорзуско1тдшзНсз апС 1тдиосикиго1оду [Е^порз^кко1^пдV^з- Нка 1тдVок^У^^^о1од^уа], Опо/18, Мо8со\, 210 р.

10. ^еоп^^V^сй, О.А. (2007), Уп1гоСисИоп !о т1егсикига1 соттитсаНоп [УуеЗете V техкки1Чигпиуи коттиткаШуй], Спох18 Мо8со\, 367 р.

11. Мак1ако\а, Е.А. (2011), 'ЪтдиосиЙш'о1одта1 а8рес!8 оГ 8етапйс8 оГ ргорег пате" [ЬтдуокиГ1иго1од1сйе8к1е а8рек!у 8етапйк шеш 8оЙ81уепподо], Уагук па!зюпаУпое зохпате, УогопехЪ, Ко. 17, рр. 104-110.

12. Мак1ако\а, Е.А. (2011), "ироп !Ъе сопсер! оГ 1тдиосиЙиго1одта1 8ресШс8 оГ \огд теаптд" ["О ропуаШ 11'пд\оки1'1иго1од1с11С8ко1 8ре!81йк1 хпасйетуа 81о\а"], Текз!. ^^зк^^з. КагНпа тага, УогопехЪ, Ко. 7, рр. 3-10.

13. Мак1акоуа, Е.А. (2011), "ироп !Ъе те!Ъодо1оду оГ итйсайоп оГ 8етете йе8спрйоп оГ пате8 апд те!а1апдиаде оГ де8спрйоп оГ 1Ъе1г 8етапйс8" ["К уорго8и о те^од^ке итйкаВй 8ететподо ор^8ап^уа паппепоуапп 1118 те!ауахуке ор^8ап^уа ^кй 8етап- !1к1"], Ки1'!ига оЬзкскепуа ее/огшотте, УогопехЪ, Ко. 24, рр. 51-52.

14.   Ма81о\-а, У.А. (2010), ^тд^ос^1^^^о1оду [^^пдVокиГ^^^о1од^уа'\, Ака^ет^а, Мо8сои: 203 р.

15.   РороVа, 2^., В1епип, 1.А. (2003), Гапуиаде апд пайопа1 У18юп о/ 1ке \\'огМ [Уагук I па18юпаГпауа кагИпа тага], Ыо1<1, УогопехЪ, 60 р.

16.   Та11, и. (2011), 8етапНс8 апд иятд ипИв о/8етапк.с^е1д "диевГ т Кишап: аЪз^гас! оГ &88егШюп [ЗетапНка иро^геЫете едтИ8 8етапк.ске8кодо ро1уа доМ' V ги88кот уагуке: а\1огеГега! ШззегЫзп], УогопехЪ, 19 р.

17.   УегезсЪадт, Е.М., Ко81отаго^ У.О. (1990), ^апд^аде апд еиИиге: сиИиге-опеп^ед Ипдш8Нс8 т 1еасктд Ки881ап а8/опади 1апдиаде [Уагук ки1Чига: 1тдуо81гапоуеде- те V ргеродахапй ги88кодо уагука как то81гапподо], Мойсой: 269 р.

18.   2Ьигау1еу, У.У. (1998), Рег8оп. Сикиге. РоИНс8 [Ске1оуек. КиГ1ига. РоИНка], 8о1- 8шт, Мойсой: 198 р.

---

[1] Чубур Т. А. Теоретические основания лингвокультурологических сопостави­тельных исследований: автореф. дисс. ... докт. филол. наук. — Воронеж, 2011. — 46 с.

[2] Маклакова Е. А. Лингвокультурологиче­ские аспекты семантики имени собствен­ного // Язык и национальное сознание. — Воронеж, 2011. — Вып. 17. — С. 104-110.

[3] Маклакова Е. А. О понятии лингвокуль - турологической специфики значения слова // Текст. Дискурс. Картина мира. — Воронеж, 2011. — Вып. 7. — С. 3-9.

[4]     Журавлев В. В. Человек. Культура. Поли -
тика. — М.: Социум, 1998. — С. 58.

[5]     Маклакова Е. А. О понятии лингвокуль - турологической специфики значения слова // Текст. Дискурс. Картина мира. — Воронеж, 2011. — Вып. 7. — С. 6.

[6]     Маклакова Е. А. О понятии лингвокуль - турологической специфики значения слова // Текст. Дискурс. Картина мира. — Воронеж, 2011. — Вып. 7. — С. 9.

[7]     Березович Е. Л. Язык и традиционная культура. — М. : Андрик, 2007. — 599 с.; Карасик В. И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность : культурные концепты. — Волгоград; Архангельск, 1996. — С. 3-16; Он же. Языковая кри­сталлизация смысла. — Волгоград: Парадигма, 2010. — 210 с.; Он же. Языковой круг. Личность, концепты. Дискурс. — М. : Гнозис, 2004. — 390 с.; Он же. Языковые ключи. — Волгоград: Парадигма, 2007. — 520 с.; Карасик В. И., Слышкин Г. Г. Базовые характеристики лингвокультурных концептов // Антология концептов. — Волгоград, 2005. — Т. 1. — С. 13-15; Красных В. В. Этнопсихолинг­вистика и лингвокультурология. — М.: Гнозис, 2002. — 210 с.; Леонтович О. А. Введение в межкультурную коммуни­кацию. — М.: Гнозис, 2007. — 367 с.; Маслова В. А. Лингвокультурология. — М.: Академия, 2010. — 203 с.

[8]     Попова З. Д., Стернин И. А. Язык и на - циональная картина мира. — 3-е изд, доп. и испр. — Воронеж: Истоки, 2003. —

60 с.

[9] Талл У. Семантика и употребление единиц семантического поля гость в русском язы­ке: автореф. дисс. ... канд. филол. наук. — Воронеж, 2011. — 19 с.