24.12.23. К теме "Фразеология".

  

Аспекты рассмотрения фразеологизмов (Отрывок) // Василенко А.П. АДД. Орел. 2011)

  ....Фразеология имеет длительную историю своего развития. Как науку, ее сформировали Ш. Балли и В.В. Виноградов, разработав основы семантической классификации устойчивых единиц по степени спаянности компонентов. Применительно к России можно говорить о двух периодах становления и развития фразеологии как самостоятельной лингвистической дисциплины -«классическом» и «постклассическом». Для «классического» периода были характерны разработка различий и сходств фразеологизма и слова; выяснение критериев фразеологичности; семантические основы классификации; осмысление  системности фразеолоrизмов; осмысление собственно фразеологических методов исследования, основанных на идеях системно-уровневого анализа фактов языка; парадигматические и синтагматические отношения фразеологических единиц; историческое развитие и сравнительно-типологическое изучение фразеологизмов; фразеографические проблемы, а также; проблемы номинации, семантики и фразеологизмов в организации высказывания.

Для "постклассического" периода (80-е гг. ХХ столетия) характерен переход к  функционально-коммуникативному рассмотрению фразеологических единиц. В этот период многие идеи классического периода фразеологии, высказанные в работах В.В. Виноградова, подвергаются критике. Высказываются идеи о том, что главными факторами фразеообразования и мотивации можно считать членение мира, характерное для данного языкового социума, собственно языковую картину мира, ассоциативный комплекс, возможность оперировать тропами и другими тропоморфными средствамн, тип смысловой мотивации, также этимологию и т.п. Именно на таком широком фоне языковых явлений надо было искать пути объяснения механизма образования идиом, мотивации их значения и функционирования в речи. Так возникает идея функционально-параметрического подхода к фразеологии (В.Н. Телия).  Кратко скажем обо всех разрядах фразеологических единиц, но при этом вынуждены признать, что под понятие фразеологизм подводятся единицы всех выделяемых разрядов. 

 Идиомы - фразеологические единицы, являющиеся абсолютно неделимыми, семантически неразложимыми, их значение совершенно не зависит от лексического состава, от значений их компонентов и так же условно и произвольно, как значение немотивированного слова-знака. Например, бить баклуши, кока с соком, белые мухи, девятый вал, дым коромыслом, трава не расти, медвежий угол и т.п.

Фразеологические сочетания - раздельно оформленные единицы, значение одного из компонентов которых совпадает со словарным или близко к нему, выбор других компонентов определяется узусом, а не сводится к системно определяемой сочетаемости. Например, закадычный друг, заклятый враг, окладистая борода, скоропостижная смерть, оказать помощь, одержать победу и т.п. 

Пословицы и поговорки - краткие народные изречения. Пословицы имеют высокую степень обобщенности, они выражают обычно повторяющиеся жизненные ситуации и закономерности: От добра добра не ищут; Яйца курицу не учат; Пар костей не ломит; Свинья никогда не бывает довольна; Большому кораблю - большое плавание; Взялся за гуж - не говори, что не дюж; Мал золотник, да дорог. Поговорки содержат обобщение на уровне конкретной ситуации, которая, как правило, включается в семантизацию (объяснение) самой поговорки, например, Овчинка выделки не стоит, Игра не стоит свеч и т.п. 

Составные термины и наименования - неоднословные единицы в языке, смысловая целостность которых создается прямой, непосредственной отнесенностью всего словесного комплекса к одному предмету или понятию: вопросительный знак, коэффициент полезного действия; Совет Безопасности, Российская Федерация, Государственная Дума и т.п.

Крылатые выражения - краткие изречения обычно с известным источником происхождения: известен автор, произведение, откуда взято выражение: Любить иных - тяжелый крест (Б.Пастернак); Вероятно, ибо нелепо (Тертуллиан); Познаем настолько, насколько любим (Августин) и др.

Штампы и клише - порождение стереотипности.

Штампы - это большей частью идеологизированные и социологизированные единицы. Они отмечены официозом и отражают соблюдение определенной идеологии «В рамках  существующего порядка": милостивый государь, совершить поездку, возложить ответственность, выразить признательность и т.п.

Клише - удобное средство речевого стандарта, заготовка с фиксированной схемой  воспроизводства, относящиеся к определенной ситуации: будьте здоровы ! доброе утро! судью на мыло! наша взяла! добрый путь! сколько лет, сколько зим! здравствуйте пожалуйста! в один прекрасный день и др.

Грамматическая фразеология - сочетания служебных слов, которые характеризуются идиоматичностью значения: между тем, как; вследствие того, что; понимаешь ли; несмотря на то, что; ежели так, то; не то чтобы; а хоть и; вот ты говоришь, что; да и ... ; казалось бы, до тех пор, пока; где уж и т.п.

<> ГЛАВА 3 "Мотивационный параметр описания семантики фразеологизмов", В мотивации значения фразеологизма можно выделить основу и содержание.

Основа формирования семантики фразеологизма - его внутренняя форма, ассоциативно-образная картинка, предопределяющая и значение, и функционирование структуры. Внутренняя форма организует значение фразеологизмов и объясняет их мотивацию. Образ формирует значение фразеологизма в целом.

Внутренняя форма характеризуется своей относительностью, то есть неоднозначностью трактовки самого образа фразеологизма, вызванной существованием многих культурно и исторически обоснованных причин, повлиявших на создание «картинки». Без внутренней формы не может быть значения фразеологизма, как не может быть и самого фразеологизма. 

Если пропадает связь образа внутренней формы фразеологизма с обозначаемой реалией ввиду утраты самой реалии, то вместе с ней пропадает и оборот, например, архаизм боярский сын - 'мелкий феодал из служилых людей на Руси XIV - XVIII веков'. В современном понимании былой фразеологизм боярский сын - это сын боярина (боярин - 'титул, социальный статус'). Чтобы самому быть сыном мелкопоместного феодала, нужно родиться в семье отца-боярина, - значение прямое, образ утрачен. Ср. то же в свободных сочетаниях: сын врача, сын учителя, сын водителя и др.

Подобного не скажешь о структурах типа собачий сын - 'бранное выражение применительно к лицу мужского пола' (*чтобы нелестно отозваться о мужчине, надо, чтобы он был сыном собаки?), маменькин сынок - 'избалованный, изнеженный мальчик' (*чтобы быть избалованным, нужно быть сыном мамы?) и т.п. Речь идет о фразеологической агнонимии, которая в данном случае носит исторический характер. Фразеологический агноним - устойчивая единица, в

структуре которой присутствует компонент неизвестного, непонятного или малопонятного происхождения для большинства носителей языка. Это переходное состояние фразеологизма между полнофункциональным в языке и утратившим в языке свою фразеологичность. Другие примеры: раскусить бобИну - 'хлебнуrь горя, тяжело жить', рак опОротый - 'неряшливо одетый человек', репнЕй наварить - 'изменить', рЮмная палка - 'очень худой человек' т.д.

Французский фразеологизм bonnet rouge (букв.: шапочка красная) - 'красный колпак' - метонимический перенос для обозначения якобинцев (буржуазный революционер-демократ) во время Великой Французской революции.

Красный канонический колпак, свернуrый в верхней части в виде рога наперед, как у греков, был узаконен как символ революционности и стал официальным головным убором членов Конвента, позже был отменен. В настоящее время колпак можно увидеть на государственных печатях, марках, открытках.

Образность внутренней формы если и не пропадает, то со временем может "Потускнеть» и совсем не "Просвечивать». Тогда она переходит в разряд этимологических, т.е. таких, которые надо вскрывать посредством этимологии.

Внутренняя форма имеет много функций: она рассматривается как источник семантической мотивации значения фразеологизма, как фактор культурной коннотации, как фактор, провоцирующий ту или иную оценочно-эмотивную модальность; этимологическое описание внутренней формы является отправным пунктом в верификации догадок происхождения фразеологизмов и т.п.

Многофункциональность внуrренней формы фразеологизма свидетельствует о том, что она является одним из самых основных компонентов семантики фразеологизмов. Внутренняя форма организует значение фразеологизма, но не является тождественным самому значению, поскольку структура семантики фразеологизма комплексна и включает помимо образа ряд других факторов, в частности оценочно-эмотивный компонент, условия употребления, стилистическую окраску и др. Внутренняя форма формирует фразеологическую картину мира, где образно запечатлен опыт нации в ходе исторического развития. Фразеологическая картина мира (ФМК), имеющая двойственный характер (соотношение буквального прочтения образа (ФМК 1) и его переносного значения (ФМК 2), - часть общенациональной картины, где представлен определенный ряд явлений объективной и субъективной действительности в способах их интерпретации.

Фразеологической картине мира свойственно воспроизведение опыта нации в ходе ее развития, а также присущи черты этноцентричности, проявляющейся в том, что каждая языковая общность людей индивидуальна, она по-своему видит мир и по-своему его интерпретирует в понятных для неё образах - внуrренних формах фразеологизмов. Отсюда внутренняя форма - инструментарий

фразеологической картины мира отдельно взятого языка.

Например: как корове седло и соmmе иn tahlier  un а' vache (букв.: как передник корове). В обоих случаях в одинаковой степени передается семантика оборотов 'очень плохо подходит кому-либо (об одежде)'. Специфичным оказывается образ, положенный в основу. 

Культурологический анализ наводит на размышление о том, что корова преимущественно держится как животное, дающее в хозяйстве молоко и мясо. Что-либо ещё «требовать» от этой скотины, в частности, надевать седло с тем, чтобы ездить, как на лошади, не представлялось удобным, возможным и необходимым, поскольку корова по своим морфологическим показателям не отличается особой подвижностью и может характеризоваться своей нерасторопностью, неноровистостью, неотличительной активностью (ср: божья коровка, дойная корова, корова языком слизнула и др.).

Отметим, что образный компонент-зооним корова в русской фразеологической картине мира встречается нечасто, чего не скажешь о французском языке, где в большинстве своём корова ассоциируется с несоответствием, нелепостью, неуклюжестью. Сам образ нацелен высмеять кого- или что-либо, уколоть. Да и надевать передник на корову соmmе иn tahlier  un а' vache    - подтверждение тому. Сравним другие обороты: vache espagnole (букв.: испанская корова - 'дурной, несуразный'), vache а lait (букв.: корова для молока - изобилие, дойная корова), montagne а vache (букв.: гора для коровы - некрутой подъём), vache а' roиlette  (букв.: корова для роликов - полицейский на велосипеде), poil de ache (букв.: волос коровы - рыжие патлы), plancher аuх vaches (букв.: площадка для коров - твёрдая земля, суша),  qиеие de vache (букв.: хвост коровы - рыжая коса), croix de vache - (букв: кресты коровы - следы порезов бритвы на лице), grand chemin de vaches (букв.: большой путь коров - избитый, проторенный путь). Еще оборот, требующий комментария: lа vache а Colas (букв.: корова  Коля). Так образно называют протестантство. А появление оборота основано на анекдотическом случае. Однажды корова, которая принадлежала человеку по имени Коля Панье, забрела в протестантскую молельню и там была съедена молившимися. Отсюда и одна из сторон восприятия церкви в глазах французов (уничижение).

 В содержании неизбежно сталкивается два фактора: исторический и современный. Первый отражает фрагмент бытия, некогда составлявший повседневную коллективную память носителя языка (баклуши, ступа, хлеб-соль), второй - представляет зачастую ошибочное мнение исследователя, который предлагает среднестатистическому носителю современного языка свою непроверенную версию понимания давно ушедших реалий. В этой связи, историческая мотивация семантики фразеологизма вскрывает, как правило, изначальный образ как способ организации целостного значения фразеологизма, а синхронная мотивация носит по существу характер разъяснения особенностей значения и употребления фразеологизма, помогает выяснить правильную форму записи заголовочных единиц, их толкование, сочетаемость, прагматическую, стилистическую характеристики. <>

Интралингвистическая природа фразеогенезиза - собственно языковая. Она представлена преимущественно тропеическими средствами как механизмом передачи образной составляющей фразеологизма: "простой" троп (обычно метафора). Например, дойная корова - 'обильный и безотказный источник дохода, беззастенчиво используемый в личных целях' (говорится с неодобрением); avoir lа langue bieп lопgие (букв.: иметь язык достаточно длинный) - 'о болтливом человеке', русский эквивалент - что на уме, то и на языке (говорится с неодобрением) и т.п.

Олицетворение - разновидность метафоры, восходящей к анимизму как древнему мифологическому осознанию мира. Например: злой язык у кого - 'манера говорить о других зло, издевательски, саркастически' (говорится с неодобрением).

Язык метонимически обозначает человеческую речь, а также нравственно-этические установки, на основе которых дается характеристика враждебно-аrрессивному (злому) отношению к людям. Son sang n 'а fait qn 'un toиr (букв.: его кровь сделала вращение, оборот, поворот) - 'он вспылил, вскипел'. Образу sang (кровь) приписываются свойства и действия сознательного существа - человека.

Гипербола - преувеличенное представление действительности. Например: согнуться в три погибели - 'очень низко согнуться, перегнуться'. Это собственно русское выражение происходит от пыток на Руси с пригибанием головы к ногам. Погибель - сгиб тела. Французские фразеологизмы: moulin  а' paroles (букв.: мельница для слов) - 'тараторка, болтун'; sac а' vin (букв.: мешок для вина)- 'пьяница'. 

Литота - намеренное преуменьшение объектов действительности. Например: мальчик-с-пальчик, одну секундочку, в двух шагах, в двух словах; еп un mоt (букв.: в одно слово), еп deux mots (букв.: в двух словах), а deux (а quatre) pas (d'ici) - 'рядом' (букв.: в двух (в четырех) шагах (отсюда)) и т.п.

Метонимия (и синекдоха) - перенос имени с одного объекта на другой, основанный на смежности, рядоположности признаков, отношений и т.п. Например: барабан на шею, флаг в руки, ни сват, ни брат; ни кола, ни двора; ноги чьей-либо не будет; jeter sa langue аuх chats (или аих chiens) (букв.: бросить свой язык кошкам (или собакам) - 'признать себя неспособным найти решение, разгадку чего-либо; отказаться отвечать на что-либо' (ср. lа langue аих chats - 'молчание, молчок'); perdre sa salive (букв.: терять свою слюну) - 'зря болтать, напрасно тратить слова, говорить попусту, впустую, зря тратить свое красноречие'. 

 Сравнение - фразеологизмы с показателями соотнесения: трусливый как заяц, храбрый как лев, задиристый как петух, нем как рыба, кроткий как ягненок, болтать как сорока, жить как кошка с собакой, Федот, да не тот; смотреть волком; quinteux соmme la mule du раре (букв.: капризный как папский мул), triste соmmе un hiboи (букв.: грустный как сова), grossier  соmmе un bouvier (букв.: грубый как извозчик), сеlа est egal соmme deux aeиfs (букв.: это одинаково как два яйца), crier  соmme un sourd (букв.: кричать как глухой), dur соmme de lа sеmelle de botte (букв: твердый как подошва), clair соmme lе cristal (чистый как стекло), adorer qn соmmе un Jesиs (букв.: обожать кого-либо как Иисуса) и др. 

Троп в тропе - взаимодействие тропов в структуре фразеологизмов. Мозолить глаза кто, что кому - 'раздражать своим постоянным присутствием, сильно мешать, надоедать'. В основе образа лежит метонимическое отождествление глаз и зрения, основанное на смежности перцептивного восприятия и эмоционального отношения. Вместе с тем образ создается телесной метафорой, уподобляющей человека или предмет мозоли как источнику неприятных ощущений. Avoir de lа barbe аu mепtоп (букв.: иметь бороду на подбородке) - 'быть мужчиной; быть взрослым человеком, быть уже не мальчиком'. В образе метафора формирует всё значение фразеологизма, но вместе с тем barbe (борода) метонимически отождествляется по смежности со взрослым человеком. Взаимодействие тропов с символами и квазисимволами. Например:пить горькую чашу (до дна) - 'изведать, испытать в полной мере к.-л. страдания, горести'. Восходит к библейскому тексту, где горькая чаша - символ страдания. А fendre l'аmе (букв.: так, что душу разбить) - русский эквивалент так, что душа разрывается; fendre l'аmе (букв.: разорвать душу) - разбить сердце. В двух последних примерах значение всего фразеологизма оформляется антропной метафорой, в фокусе которой ате (душа) является квазисимволом страдания.

Стернин И.А. О понятии лингвокультурной специфики языковых явлений языковой

 

УДК 81-119

О понятии лингвокультурной специфики языковых
явлений

Стернин Иосиф Абрамович Доктор филологических наук, профессор, Заведующий кафедрой общего языкознания и стилистики, Воронежский государственный университет, 394006, Россия, г. Воронеж, Университетская площадь; е-тай: §1;егтта@тай.ги

Аннотация

В статье рассматривается проблема выявления и описания семантических при­знаков, которые можно интерпретировать как проявление лингвокультурной специфики языка.

Ключевые слова

Культура, этнолингвистика, лингвокультурная специфика языка, лексика, се­мантика, внутренняя форма.

 

Введение

Лингвокультурологические ис­следования получают все более широкое распространение в современной линг­вистике (справедливости ради, отметим, что они берут свое начало из этнолинг­вистики Э. Сэпира и Б. Уорфа, а также лингвострановедения Е. М. Верещагина и В. К. Костомарова). При этом зача­стую в качестве линвокультурологиче- ских, то есть обусловленных культурой явлений языка, в таких исследовани­ях описываются самые разнообразные языковые единицы и семантические сущности — значения, отдельные семы. Наблюдается тенденция подводить под лингвокультурологические особенности единиц практически все особенности их семантики, а при сопоставительных и контрастивных исследованиях — всю выявляемую национальную специфику семантики^[1].

Такой подход представляется нам неправильным — далеко не вся нацио­нальная специфика семантики слова и языка в целом обусловлена отражением в семантике культуры народа.

Так, стилистические и шире — функционально-структурные различия языковых единиц никак не обусловле­ны факторами культуры, многие семан­тические компоненты значений слов отражают не явления культуры, кото­рые специфичны для каждого народа, а общечеловеческие, универсальные яв­ления материальной и духовной культу­ры.

Следующие фразеологические единицы русского языка и их перево­дные эквиваленты в английском язы­ке различаются составом компонентов и фразеологическим образом, то есть имеют национальную специфику се­мантики, однако выражают одинаковые для двух культур ценности и приорите­ты и не могут считаться проявлением национально-культурной специфики языка, выявляемые различия случайны и не находят конкретного культурологи - ческого объяснения:

вырос, а ума не скопил —≈ better fed than taught (откормлен, но не обу­чен) — о невоспитанном или необ­разованном человеке — неодобри­тельное;

-          ум хорошо, а Два—лучше = Four eyes see better than two  (четыре глаза ви­дят лучше, чем два) ~ [этим. лат. Plus vident oculi quam oculus —  несколь­ко глаз видят лучше, чем один] — о людях (ум, глаза), которые добьют­ся успеха, объединив свои уси­лия;

-          притча во языцех — ≈ the talk of the town  (то, о чём говорит весь го­род) — предмет всеобщих разгово­ров, постоянных пересудов и т. п.^[2]

Полагаем, что специфика вну­тренней формы языковой единицы, а так­же дифференциация языковых средств в номинации определенной предметной области, то есть специфика состава не­которой лексической группировки, да­леко не всегда автоматически должны быть интерпретированы как отражение линвокультурной специфики языка — эти различия могут быть обусловлены чисто случайными причинами. Но если удается мотивировать данные различия при помощи культурологического ком­ментария, такие различия могут быть признаны национально-культурными. Если такая мотивация невозможна, то можно говорить лишь о националь­ных особенностях семантики, но не о национально-культурных особенностях семантики.

К определению
лингвокультурной значимости
языковой единицы

Чтобы признать то или иное зна­чение, сему или языковую единицу, а также некоторую лексическую группи­ровку в целом языковым отражением особенностей национальной культуры конкретного народа, необходимо, чтобы существование этого значения, семы, лексической единицы или группировки однозначно поддавалось лингвокуль­турной интерпретации, то есть могло бы быть рационально, объективно и правдоподобно объяснено конкретны­ми культурными причинами. При этом недостаточно констатировать, как это сейчас часто делается во многих рабо­тах, претендующих на статус лингво­культурологических, что данное явле­ние «отражает особенности культуры народа» — необходимо эксплицитно объяснить, какой культурный феномен, явление отражает та или иная едини­ца, ее значение или семантический компонент. Тогда и только тогда мож­но говорить о национально-культурной специфике слова или его значения, отдельного компонента значения, национально-культурной специфике некоторой лексической группировки, то есть можно констатировать лингвокуль­турную значимость языковой единицы или лексической группировки.

Таким образом, лингвокультурная значимость языковой единицы или лек­сической группировки — это наличие у нее национально-культурной специфи­ки, то есть эксплицитно объясняемого культурными причинами национально­го своеобразия. Е. А. Маклакова^[3], обоб­щая исследования по лингвокультуроло- гии, следующим образом формулирует понятие лингвокультурной специфики языка.

Для лингвистического анали­за наиболее оправданным оказывается определение культуры как совокупного социально-Духовного опыта человече­ства, согласно которому «социокультур­ные явления существуют и развиваются в трех важнейших формах: духовной (различные элементы и состояния со­знания), овеществленной (опредмечен- ные духовные явления) и институцио­нальной (культурный аспект различных институтов общества)»^[4].

Плодотворным, отмечает Е. А. Маклакова, является рассмотрение культуры как «трехслойной» сущности:

1)     верхний слой, наиболее явный и до­ступный чувственному восприятию, включает артефакты, другие матери­альные явления культуры, а также язык;

2)     средний слой — нормы и ценности;

3)     внутренний слой — базовые установ­ки, посылки, убеждения, менталитет и т. д.

Национальная культура отра­жает исторически складывающееся мировоззрение народа, реализуемое в традициях, национальных реликвиях и получающее свое отражение в языке в различных формах.

Е. Н. Маклакова справедливо под­черкивает, что национальная специфика семантики языковых единиц не всегда может быть обусловлена культурой того или иного народа, которая представляет особый тип осмысления действительнос- ти в его национальном сознании. «При­дание отдельному слову статуса «куль­турного» или «ключевого» для данной лингвокультурологической традиции нуждается в лингвистическом обосно­вании», — отмечает Е. А. Маклакова^[5].

Е. Н. Маклаковой выделяются следующие формы проявления лингво­культурологической специфики языко­вых явлений:

-           наименования исторических со­бытий, хранящихся в историче­ской памяти народа (мамаево на­шествие, мамаево побоище, тяжела ты, шапка Мономаха);

-           наименования культурологичес­ких реалий (бесструнная балалайка, воль ный казак, сибирский валенок);

-           наименования ономастических реалий (не помнящий родства Иван, коломенская верста; Иванов, Петров, Сидоров);

-           наименования, связанные с наци­ональными прецедентными тек­стами (человек в футляре, лебедь, рак Да щука, Маша-растеряша, кисейная барышня, лишний чело­век);

-           наименования национально-исто­рических безэквивалентных реа­лий (большевик, барин, боярин, ин­теллигенция, казак, кулак, мужик, меньшевик, стрелец, троцкист, цесаревич, номенклатура, власти, вожДь, беспартийный);

-           наименования национально-мате­риальных (бытовых) реалий (ту­гая / толстая мошна, аршин с шап­кой, кладезь премудрости);

-           наименования, отражающие на­ционально-культурную символи­ку (например, национально-куль­турные различия выявляются в цветовой символике, связанной с наименованием лиц. Слово го­лубой в русской лингвокультуре с недавних пор приобрело стой­кие ассоциации с гомосексуали­стами; черный цвет символизиру­ет безобразие, ненависть, печаль, смерть, — черная сотня, черная Ду­ша, чернь).

Отражая в своей семантике яв­ления национальной культуры народа, подобные единицы языка составляют лингвокультурную специфику данного языка.

«Таким образом, вышеперечис­ленные языковые формы, отражающие этнически, социально, исторически и т. д. детерминированные категории мировоззрения отдельного народа, со­ставляют лингвокультурологическую парадигму, исследование которой имеет большое значение в процессе выявле­ния национальной специфики языко­вой семантики»^[6]. Подчеркнем еще раз, что лингвокультурная специфика язы­ка — это только часть его национальной специфики.

Опираясь на концепцию Е. А. Маклаковой и др. авторов^[7] и наши собственные исследования^[8], мы пола­гаем, что лингвокультурная специфика языковых явлений — это только такое отражение в явлениях языка явлений национальной культуры, которое подда­ется практическому выявлению и кон­кретному рациональному объяснению.

Выявление лингвокультурных особенностей языковых явлений может осуществляться в форме культурологи­ческого комментария языковых фактов или, в других терминах — культуроло­гической каузальной атрибуции, то есть объяснения явлений языка фактами культуры.

Как показало исследование У. Талла, к лингвокультурно значимым явлениям языка может быть отнесе­но также использование определенной лексики в паремиях и суевериях.

Рассмотрим с этой точки зрения лингвокультурологические особенно­сти единиц семантического поля гость, выявленные под нашим руководством У. Таллом в его кандидатской диссертации^[9].

Семантическое поле гость в
лингвокультурной перспективе

Смысловое содержание слова гость и его производных занимает за­метное место в русской лингвокультуре.

Традиционное русское гостепри­имство, важность гостевания, важная роль угощения для русского человека отражаются в семантике и употребле­нии лексемы гость и ее производных в русском общении. Слово гость широко используется в русских пословицах и поговорках, а также входит в приметы и суеверия.

Анализ пословиц и поговорок по сборнику В. И. Даля «Пословицы рус­ского народа» позволяет выделить сле­дующие единицы:

-           непосредственно содержащие слово гость,

-           характеризующие ситуацию госте­вания, угощения, при этом не вклю­чающие слово гость.

Рассмотрим их.

Слово гость широко использует­ся в русских пословицах и поговорках, а также входит в многочисленные рус­ские приметы и суеверия. Анализ рус­ских пословиц и поговорок по сборнику В. И. Даля «Пословицы русского наро­да» позволяет охарактеризовать следу­ющие национально-культурные аспек­ты приема гостей:

Уважительное отношение к го­стям: Гости на Двор, так и ворота на запор (чтобы не выпустить их), гость в дом, а бог в доме, гостю почет — хо­зяину честь, гость доволен — хозяин рад, гостю честь, коли воля есть, в чем гостю воля, в том ему и честь (почет), на званого гостя угоДить наДо, не го­стям хозяина, а хозяину гостей благо­Дарить и др.

Скупость в отношении гостей, негостеприимство: Гостиное сено (т. е. плохое, Для лошаДей посетителей), ку­шайте, гости, ошметок во щи, пришел в гости, посиДел у холоДной печи, хозяин не веДал, что гость не обеДал, Добро по­жаловать, а сам за шапку и др.

Выделены также группы паре­мий, объединенные следующими смыс­лами: правила повеДения гостя, гость во власти хозяина, гости — раДость Для хозяина, гости — хлопоты Для хо­зяев, гости — неизбежность, правила приема гостей, в гостях не так, как Дома, о необхоДимости хоДить в гости Друг к Другу, о частоте хожДения в го­сти, как готовиться к приему гостей, о хожДении по гостям, Для чего хоДят в гости, об ухоДе из гостей, гости все виДят, замечают, о незваных гостях, о нежелательных гостях, об отсутствии гостей, об угощении и др.

Обращает на себя внимание большое количество суеверий, примет, связанных с гостеванием: его помяни только, а он и тут; головня на шесток упала — нечаянный гость; Дрова в печи развалились — к гостям, есть кус, так гостя нет; нет ни корки, а гости с гор­ки; кошка костыль ставит (лапою) — гости буДут, кошка моется — гостей замывает (зазывает), кошка пусто- мойка гостей замывала, никого не за­мыла, куДа взлаяла собака, оттуДа го­сти, нож со стала упал — гость буДет; ложка или вилка — гостья, полено из бе- ремени вывалилось — нечаянный гость, погасил невзначай свечу — жДи гостей, собака во сне лает (взлаивает) — к го­стям, собака переД Домом катается (валяется) — гости буДут, сорока со- кочет, гостей пророчит, уголь из печи упал — гости на Двор, коли гость рано поДымается, так ночует, который гость рано поДымается, тот ночевать хочет и мн. др.

В русском языке паремии, суе­верия и приметы о гостях представле­ны широким кругом единиц — 130 по­словиц и поговорок, около 30 примет, а также обладают большим тематическим разнообразием. Ключевое слово гость активно используется в пословицах, по­говорках, суевериях и приметах. Таким образом, исследуемое поле имеет суще­ственную лингвокультурологическую значимость в языке.

При этом исследование У. Талла показало, что лексемы поля практиче­ски не используется во фразеологии, практически нет и русских афоризмов о гостях, хотя зарубежных афоризмов достаточно много. Это может рассма­триваться как культурно-значимый факт: очевидно, гостевание столь при­вычный ритуал в сознании русско­го человека, что нет необходимости образно-фразеологического и назида­тельно-афористического осмысления и обозначения этого процесса.

Выявлены определенные линг­вокультурные тенденции развития ис­следуемого поля. Исследуемое семан­тическое поле как лингвокультурный феномен демонстрирует тенденцию к лексической и семантической редук­ции. Это, очевидно, отражает измене­ния роли гостевания в современном обществе, изменение его характера — русский человек ослабляет внимание к гостеванию как явлению, в результате люди перестают это явление детально и лексически дифференцированно об­суждать, меньше употребляется слов, называющих гостевание, само явление становится коммуникативно нереле­вантным.

Характерно, что 41 лексема из 69 лексем поля, выявленных по словарям, не зафиксирована в проанализирован­ных текстах «Корпуса русского языка», то есть более половины лексем исследу­емого поля неактуальна для современно­го сознания и коммуникации. Половина лексикографических значений единиц исследуемого поля не функционирует в современных текстах и неизвестна со­временному языковому сознанию.

Таким образом, отчетливо наблю­дается процесс лексемной и семемной редукции состава лексико-семантичес­кого поля.

По временной отнесенности за­фиксированных контекстов видно, что в ХХ-ХХ1 веках заметно возросла ак­туализация лексем изучаемого поля в иронических смыслах — слова поля гость все чаще употребляются иро­нически, для обозначения явлений, противоположных номинируемым лек­семами поля — иронические употре­бления (в противоположном смысле, негативно эмоциональные) зафикси­рованы для лексем гость, угощать, гостеприимный, угощение, гостинец, гостить, гостеприимный, гостепри­имно, гостек, гостеприимец, гостейка. Очевидно, это также отражает осла­бление ритуала гостевания в русской культуре и снижение в силу этого ком­муникативной релевантности лексем поля.

Многие единицы исследуемого поля имеют лингвокультурную значи­мость семантики.

О лингвокультурной значимости семантики слова можно говорить, если то или иное значение отражает безэк- вивалентное национальное явление или имеет культурно обусловленные семы, то есть семы, отражающие культурные особенности народа, а также лексема «участвует» в формировании нацио­нальной паремиологии. Это также и из­менения в употребительности лексемы или семемы, обусловленные культурны­ми изменениями, то есть объяснимые с позиций изменений в национальной культуре.

Примеры лингвокультурных зна­чений:

-           Угощение — благодарность за ока­занную услугу в форме угощения. Это чисто русское явление.

-           Гостиница — временное пристани­ще для кошек и собак. Это лингво­культурно обусловлено — в России еще только возникают гостиницы для собак.

-           Гостиная — в 19-начале 20-го вв — общественное мероприятие, обычно небольшое, организуемое организа­цией или частным лицом с культур­ной или развлекательной целью. Яв­ление отражает имевшее широкое распространение русское культур­ное мероприятие и др.

Исследованный материал пока­зывает, что выходят из употребления или становятся значительно менее упо­требительными ласкательные наимено­вания гостей (гостьюшка, гостенек, го­стинчик, гостек, гостинька, гостейка, в значении слова гостья ласкательное зна­чение вышло из употребления совсем). Такие единицы становятся малочастот­ными. Это объясняется тем, что в совре­менной русской культуре постепенно ослабляетсяположительно-эмоциональ- ное отношение к гостям, в результате перестает номинироваться ласкательное отношение к го стям (наоборот, можно проследить определенную тенденцию к модификации ласкательных единиц в иронически-неодобрительные). Этопри­знак развития современной российской культуры — прием гостей становится бо­лее ритуальным, прагматичным и менее эмоциональным,в силучегоэмоциональ- ная составляющая гостеприимства утра­чивает коммуникативную востребован­ность.

Исследование позволило вы­явить отдельные лингвокультурные семы, отражающие традиции именно русского гостевания, угощения, госте­приимства.

Такие семы обнаруживаются, в частности, в психолингвистических значениях. Так, психолингвистическое значение слова гость отражает следую­щие важные культурные черты русского гостеприимства — доминирование близ­ких друзей среди гостей, гости в основ­ном приходят пешком в гости, гостей очень жДут, гости обычно прихоДят вечером, приносят поДарки, торт или цветы, гостя обязательно угощают за столом, переД прихоДом гостей хо­зяева убирают квартиру, ставят хру­стальную посуДу, празДнично оДевают­ся, хотя гостя могут принимать и на кухне и др. Все это отражает принятый культурный ритуал приема гостей в рус­ском этносе.

В психолингвистическом значе­нии глагола угостить отражены рус­ские национальные традиции угощения и гостеприимства — обильность угоще­ния, Доминирующее преДставление об угощении как преДложении чая, слаДких блюД и алкоголя, испытываемое русским человеком уДовольствие от угощения гостей. Эти семы также отражают при­знаки русской гостевой культуры.

Коммуникативно-семантический анализ употребления слов семантиче­ского поля гость в различных текстах позволил выявить следующие лингво­культурные семы значений

Гость — лицо, пользующееся при­вилегиями, человек, которого принято расспрашивать, человек, который Дол­жен комфортабельно сиДеть, пользо­ваться максимальным комфортом, по­суДа Должна быть иДеально чистой.

Угостить — угостить особо вкус­ным, преДложить еДу и питье в знак благоДарности, преДложить угощение, чтобы заДобрить, преДложить угоще­ние в качестве позДравления.

Угощение — выпивка, преДлагае­мая в поДарок в ресторане; нечто осо­бо вкусное, реДкое.

Гостеприимство — обильное уго­щение, преДоставление ночлега, угоще­ние выпивкой, развлечение гостей за­стольным пением.

Гостиница — Дороговизна, при­знак цивилизации, место ночлега, Де­фицитная услуга, комфортабельное завеДение, признак благоустройства местности, казенное учрежДение, не­комфортное, Дорогостоящее, куДа лучше не езДить, если можно перено­чевать Дома, привилегированное разме­щение и т. д.

Выявилась высокая культур­ная значимость гостиницы в совет­ский период, что связано прежде всего с дефицитностью пользования услу­гами гостиниц, признаком роскоши в самом факте размещения в гостини­цах. Дефицитность гостиницы как услуги в советское время в настоящее время уступает место Дороговизне и комфорту. Это лингвокультурная осо­бенность — сейчас гостиницы стали более комфортабельными, их стало больше, пользоваться ими люди стали чаще.

Обращает на себя внимание, что признаки комфортабельное и неком­фортабельное сосуществуют в соот­ветствующем концепте и в зависимости от того, с чем говорящий сравнивает в данном мыслительном акте, в данной коммуникативной ситуации реальную гостиницу, о которой идет речь, в зна­чении слова гостиница актуализирует­ся периферийная сема комфортабель­ность или некомфортабельность и другие разнооценочные когнитивные признаки. В семном составе значения слова гостиница этих сем, очевидно, нет, оно неоценочно.

Некоторые семы могут активизи­роваться в коммуникации под влиянием культурных факторов. Во многих лексе­мах семантического поля гость в совре­менном языке все чаще актуализируется сема угощение (гость, гостья, угощать, гостинец, гостеприимство, гостить, гостеприимный, гостевать и Др.), что отражает культурную особенность со­временного приема гостей в России — возникший в процессе приема гостей некоторый крен в сторону угощения, а не общения.

Под влиянием культурных фак­торов могут устаревать не только зна­чения, но те или иные актуализации значения, актуализация отдельных сем. Например, в значениях лексем гости­нец, гостинчик прослеживается тенден­ция отмирания актуализации сем «ве­щественный подарок» — для текстов современного русского языка преиму­щественно становятся характерными актуализации «съестное» и «сладкое». Таким образом, под влиянием культур­ных факторов устаревает не значение в целом, а некоторые его актуализации, актуальные смыслы.

Заключение

Исследуемое поле, таким обра­зом, имеет существенную лингвокуль­турологическую значимость в языке.

Таким образом, лингвокультуро­логические особенности единиц могут быть выявлены:

-           в составе лексем некоторого поля (безэкивалентные и лакунарные еди­ницы);

-           в составе значений единиц (безэки- валентные и лакунарные значения);

-           в семной структуре единиц (лингво­культурно значимые семы);

-           в актуализации определенных сем в речи;

-           в представленности единиц поля в паремиях, суевериях и приметах, фразеологии, афоризмах;

-           в динамике изменения состава лек­сической группировки.

Библиография

1.      Березович Е. Л. Язык и традиционная культура. — М.: Андрик, 2007. — 599 с.

2.      Верещагин Е. М., Костомаров, В. Г. Язык и культура: лингвострановедение в препода­вании русского языка как иностранного. — 4-е изд., испр. и доп. — М., 1990. — 269 с.

3.      Журавлев В. В. Человек. Культура. Политика. — М.: Социум, 1998. — 198 с.

4.      Карасик В. И., Слышкин Г. Г. Базовые характеристики лингвокультурных концеп­тов // Антология концептов. — Волгоград, 2005. — Т. 1. — С. 13-15.

5.      Карасик В. И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты. — Волгоград; Архангельск, 1996. — С. 3-16.

6.      Карасик В. И. Языковая кристаллизация смысла. — Волгоград: Парадигма, 2010. — 210 с.

7.      Карасик В. И. Языковой круг. Личность, концепты. Дискурс. — М.: Гнозис, 2004. — 390 с.

8.      Карасик В. И. Языковые ключи. — Волгоград: Парадигма, 2007. — 520 с.

9.      Красных В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? — М.: Гнозис, 2003. — 198 с.

10.  Красных В. В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. — М.: Гнозис, 2002. — 210 с.

11.  Леонтович О. А. Введение в межкультурную коммуникацию. — М.: Гнозис, 2007. — 367 с.

12.  Маклакова Е. А. К вопросу о методике унификации семемного описания наимено­ваний лиц и метаязыке описания их семантики // Культура общения и ее формиро­вание. — Воронеж, 2011. — Вып. 24. — С. 51-52.

13.  Маклакова Е. А. Лингвокультурологические аспекты семантики имени собственно­го // Язык и национальное сознание. — Воронеж, 2011. — Вып. 17. — С. 104-110.

14.  Маклакова Е. А. О понятии лингвокультурологической специфики значения сло­ва // Текст. Дискурс. Картина мира. — Воронеж, 2011. — Вып. 7. — С. 3-10.

15.    Маслова В. А. Лингвокультурология. — М.: Академия, 2010. — 203 с.

16.  Попова З. Д., Стернин И. А. Язык и национальная картина мира. — 3-е изд, доп. и испр. — Воронеж: Истоки, 2003. — 60 с.

17.  Талл У. Семантика и употребление единиц семантического поля гость в русском языке: автореф. дисс. ... канд. филол. наук. — Воронеж, 2011. — 19 с.

18.  Чубур Т. А. Теоретические основания лингвокультурологических сопоставитель­ных исследований. — Автореф. дисс. . докт. филол. наук. — Воронеж, 2011. — 46 с.

ироп 1Ье сопсерйоп оГ 1шдиоси11:ига1 8ресШс8 оГ 11пдиа1
рйепотепа

81егпт ^08ерЬ АЬ^атоV^сЬ

Ри11 ^ое^о^ оГ Рййо1оду,

РгоГеззог, йеад оГ зиЬдераг!теп1 оГ соттоп йпдшзйез апд з^уНзиез,

Уогопе/11 В1а!е ШАегзйу,

Р.О. Вох 394006, ипАегзйе1зкауа р1., 1, Уогопехй, К^зз^а; е-тай: з1егшта@тай.ги

ЛЬз!гас!

Тйе агйе1е ^з деVО^ед !о !йе еопеер! оГ йпдиоеийша1 зрееШез оГ йпдшзйе рйепот- епа. Вазшд оп !йе еопеер! оГ Е.А. Мак1акоVа апд о!йег аи!йогз апд йег о\\п гезеагей, !йе аи!йог зиддез!з 1йа! 1шдиоеиЙша1 зрееШез оГ йпдшзйе рйепотепа ^з оп1у а ге- йеейоп оГ !йе рйепотепа оГ пайопа1 еийше ш !йе 1апдиаде рйепотепа, \\'1пе11 1епдз гЪзе1Г !о ргаейеа1 апд зрееШе ^деп^^йеа^^оп апд гайопа1 ехр1апайоп. 1депййеайоп оГ йпдиоеийша1 ГеаШгез оГ йпдшзйе рйепотепа еап !аке 1йе Гогт оГ еийига1 еот- теп!агу оГ йпдшзйе Гае!з, ог, ш о!йег !егтз, - еаиза1 еийша1 айпЬийоп, !йа! ^з 1йе ехр1апайоп оГ !йе рйепотепа оГ 1апдиаде !йгоидй еийиге Гае!з. Тйе аи!йог аррйез !Ыз рот! оГ \че\у !о д^зйпдшзй !йе 1^пдVое^1^^^о1од^еа1 ГеаШгез оГ !йе ипйз оГ !йе зетапйе йе1д "диез!". Тйе аи!йог еотез !о !йе ГоИошпд еопе1изюпз: !йе туезй- дайопа1 йе1д йаз а з^дшйеап^ йпдVое^Йшо1од^еа1 ппрогШпее ш !йе 1апдиаде. Апд йпдVое^Йшо1од^еа1 рееийапйез оГ !йе ипйз еап Ье ^депййед: т зоте йе1дз оГ !йе !о- кеп (еиЙше-зрееШе апд 1аеипаг ипйз); т !йе Vа1^ез оГ !йе ипйз (еиЙше-зрееШе апд 1аеипаг теашпдз); ш !йе зете зйпеШге оГ !йе ипйз (йпдиоеийша1 з^дшйеап^ зетез); ш !йе аеШайхайоп оГ еейаш зетез ш а зрееей; ш !йе гергезеп!айоп оГ !йе ипйз оГ !йе РагаЬ1ез йе1д, зирегзййопз апд отепз, рйгазео1оду, арйопзтз; ш !йе ейапде оГ !йе !йе дупат^ез оГ 1еx^еа1 дгоиртдз.

КеулуогНз

СиЙше, е1йпойпдшзйез, йпдиоеийша1 зрееШез оГ !йе 1апдиаде, 1еx^ез, зетапйез, тпег Гогт

КеГегепсе»

1.      Вегехо\ас11, Е.Ь. (2007), капдиаде аис! 1гаЖйопа1 сикиге [Уагук I 1гаУи\юппауа киГ1ига], Апдпк, Мо8со\', 599 р.

2.      СЪийиг, Т.А. (2011), ТкеогеНса1 Ьазгз о/ 1тдиоси11иго1одма1 сотрагаНуе гезеагск- ез: аЙ81гас! оГ Шззейайоп [ТеогеНскезШе озпоVап^уа 1тдуокиГ1иго1одккезШкк зороМауИеУпукк ^зз1еСоVап^^: аУогеГега! йззегШап], УогопехЪ, 46 р.

3.      Ка^а8^к, VI. (1996), "Си1!ига1 доттаПз т 1апдиаде" ["КиКигпуе доттаПу V уахуке"], Уагукоуауа ИскпозУ: ки1Уигпуе коп1зер1у, Уо1додгад; АгкЪапде18к, рр. 3-16.

4.      Ка^а8^к, VI. (2004), ^апд^аде с1гс1е. Регзоп, сопсер!з. ^^зсо^^зе [Уа2укоVо^ кгид. ^^скпозУ, коп!зер1у. ^^зк^^з], Спох18, Мо8со\\: 390 р.

5.      Ка^а8^к, VI. (2007), ^апд^аде кеуз [Уахукоууе к1уискк], РагаШдта, Уо1додгад, 520р.

6.      Ка^а8^к, VI. (2010), ^тд^а1 сгуз1аШгаНоп о/!ке теаптд [Уа2укоVауа кпМаШхаШуа зтуз1а], РагаШдта, Уо1додгад, 210 р.

7.      Ка^а8^к, VI., 81у8Йкт, О.О. (2005), "Ва81с сйагас1еп8йс8 оГ 1тдиосиЙига1 сопсер!8" ["Вахоууе кйагак1еп8йк НпдуокиГШтукЪ конверту"], Ап1о1од1уа кошзерюг, Уо1- додгад, Уо1. 1, рр.13-15.

8.      Кга8пуЪ У.У. (2003), "А/пепЗ" атопд "з!гапдегз": ту!к ог геаШу? ["8уоУ згеС "ски- гккк": т/Ш геакпозУ?], Опо/18, Мо8со\, 210 р.

9.      Кга8пуЪ, У.У. (2002), Е1кпорзуско1тдшзНсз апС 1тдиосикиго1оду [Е^порз^кко1^пдV^з- Нка 1тдVок^У^^^о1од^уа], Опо/18, Мо8со\, 210 р.

10. ^еоп^^V^сй, О.А. (2007), Уп1гоСисИоп !о т1егсикига1 соттитсаНоп [УуеЗете V техкки1Чигпиуи коттиткаШуй], Спох18 Мо8со\, 367 р.

11. Мак1ако\а, Е.А. (2011), 'ЪтдиосиЙш'о1одта1 а8рес!8 оГ 8етапйс8 оГ ргорег пате" [ЬтдуокиГ1иго1од1сйе8к1е а8рек!у 8етапйк шеш 8оЙ81уепподо], Уагук па!зюпаУпое зохпате, УогопехЪ, Ко. 17, рр. 104-110.

12. Мак1ако\а, Е.А. (2011), "ироп !Ъе сопсер! оГ 1тдиосиЙиго1одта1 8ресШс8 оГ \огд теаптд" ["О ропуаШ 11'пд\оки1'1иго1од1с11С8ко1 8ре!81йк1 хпасйетуа 81о\а"], Текз!. ^^зк^^з. КагНпа тага, УогопехЪ, Ко. 7, рр. 3-10.

13. Мак1акоуа, Е.А. (2011), "ироп !Ъе те!Ъодо1оду оГ итйсайоп оГ 8етете йе8спрйоп оГ пате8 апд те!а1апдиаде оГ де8спрйоп оГ 1Ъе1г 8етапйс8" ["К уорго8и о те^од^ке итйкаВй 8ететподо ор^8ап^уа паппепоуапп 1118 те!ауахуке ор^8ап^уа ^кй 8етап- !1к1"], Ки1'!ига оЬзкскепуа ее/огшотте, УогопехЪ, Ко. 24, рр. 51-52.

14.   Ма81о\-а, У.А. (2010), ^тд^ос^1^^^о1оду [^^пдVокиГ^^^о1од^уа'\, Ака^ет^а, Мо8сои: 203 р.

15.   РороVа, 2^., В1епип, 1.А. (2003), Гапуиаде апд пайопа1 У18юп о/ 1ке \\'огМ [Уагук I па18юпаГпауа кагИпа тага], Ыо1<1, УогопехЪ, 60 р.

16.   Та11, и. (2011), 8етапНс8 апд иятд ипИв о/8етапк.с^е1д "диевГ т Кишап: аЪз^гас! оГ &88егШюп [ЗетапНка иро^геЫете едтИ8 8етапк.ске8кодо ро1уа доМ' V ги88кот уагуке: а\1огеГега! ШззегЫзп], УогопехЪ, 19 р.

17.   УегезсЪадт, Е.М., Ко81отаго^ У.О. (1990), ^апд^аде апд еиИиге: сиИиге-опеп^ед Ипдш8Нс8 т 1еасктд Ки881ап а8/опади 1апдиаде [Уагук ки1Чига: 1тдуо81гапоуеде- те V ргеродахапй ги88кодо уагука как то81гапподо], Мойсой: 269 р.

18.   2Ьигау1еу, У.У. (1998), Рег8оп. Сикиге. РоИНс8 [Ске1оуек. КиГ1ига. РоИНка], 8о1- 8шт, Мойсой: 198 р.

---

[1] Чубур Т. А. Теоретические основания лингвокультурологических сопостави­тельных исследований: автореф. дисс. ... докт. филол. наук. — Воронеж, 2011. — 46 с.

[2] Маклакова Е. А. Лингвокультурологиче­ские аспекты семантики имени собствен­ного // Язык и национальное сознание. — Воронеж, 2011. — Вып. 17. — С. 104-110.

[3] Маклакова Е. А. О понятии лингвокуль - турологической специфики значения слова // Текст. Дискурс. Картина мира. — Воронеж, 2011. — Вып. 7. — С. 3-9.

[4]     Журавлев В. В. Человек. Культура. Поли -
тика. — М.: Социум, 1998. — С. 58.

[5]     Маклакова Е. А. О понятии лингвокуль - турологической специфики значения слова // Текст. Дискурс. Картина мира. — Воронеж, 2011. — Вып. 7. — С. 6.

[6]     Маклакова Е. А. О понятии лингвокуль - турологической специфики значения слова // Текст. Дискурс. Картина мира. — Воронеж, 2011. — Вып. 7. — С. 9.

[7]     Березович Е. Л. Язык и традиционная культура. — М. : Андрик, 2007. — 599 с.; Карасик В. И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность : культурные концепты. — Волгоград; Архангельск, 1996. — С. 3-16; Он же. Языковая кри­сталлизация смысла. — Волгоград: Парадигма, 2010. — 210 с.; Он же. Языковой круг. Личность, концепты. Дискурс. — М. : Гнозис, 2004. — 390 с.; Он же. Языковые ключи. — Волгоград: Парадигма, 2007. — 520 с.; Карасик В. И., Слышкин Г. Г. Базовые характеристики лингвокультурных концептов // Антология концептов. — Волгоград, 2005. — Т. 1. — С. 13-15; Красных В. В. Этнопсихолинг­вистика и лингвокультурология. — М.: Гнозис, 2002. — 210 с.; Леонтович О. А. Введение в межкультурную коммуни­кацию. — М.: Гнозис, 2007. — 367 с.; Маслова В. А. Лингвокультурология. — М.: Академия, 2010. — 203 с.

[8]     Попова З. Д., Стернин И. А. Язык и на - циональная картина мира. — 3-е изд, доп. и испр. — Воронеж: Истоки, 2003. —

60 с.

[9] Талл У. Семантика и употребление единиц семантического поля гость в русском язы­ке: автореф. дисс. ... канд. филол. наук. — Воронеж, 2011. — 19 с.